Карта императрицы

– Нет, господин следователь, не надо, – вздохнул Кротов, – а за заботу спасибо. Да и чувствую я себя терпимо. Как все произошло? Сам не знаю. Обходил я, как всегда, вокруг Воспитательного дома да завидовал тем, кто в этот час в храме стоит, ангельское пение слушает, Воскресению Божьему радуется. Грустно мне было... Один раз обошел – все тихо, спокойно, другой, третий... А может, и четвертый – уж не упомню точно. В который раз пошел, поднял голову, смотрю, на стекле оконном блики какие-то пробежали. Остановился, чтобы поглубже заглянуть. А там, в окне, и вижу, что писаный портрет императора Петра вдруг начинает снизу светом освещаться, да свет все более и более разгорается... А потом и языки пламени выросли. Ахнул я, да глаз отвести не могу – зашевелился Петр, заблистали очи его царские, стали руки двигаться. Будто ожил на моих глазах... Уж и понял я, что пожар начинается, а все глаз отвести не могу от ожившего императора, как колдовство какое-то... Но и это еще не все... Только хотел я бежать пожарных вызывать, как прямо передо мной в стекле еще одна фигура возникла – маленькая, черненькая с ног до головы... Вот он-то, арап Петра Великого, арапчонок, вскочил на подоконник, рвет раму, как будто хочет выпрыгнуть на меня да живота лишить... Бросился я стремглав, обо всем забыв, а куда бросился – и сам не понимаю, такой ужас меня охватил... Вспыхнули в душеньке моей отчаянные мысли: говорили же мне в трактире мужики, что поверье сложилось... Воскреснет Петр в последнюю Пасху перед праздником двухсотлетия да наведет порядок в стране... Но кто же знал, что вместе с ним и арапчонок явится?

– Погоди, погоди, братец, – очумевший Вирхов тряс головой и пытался осознать услышанное. – Так это арапчонок тебя по голове ударил?

– Нет, ваше благородие, убежал я, насилу ноги унес. Да видно, Бога чем-то прогневал... Со страху в темноте запнулся о камень да об каменную ступеньку крыльца и расшиб голову... А уж дальше не помню ничего...

– Да, занятная история. – Карл Иванович откинулся на спинку стула и смотрел задумчиво на сторожа. Не в бреду ли он? – А не припомнишь ли ты, дружок, накануне или того ранее не бродили ли поблизости какие личности подозрительные?

– Все было чинно и благородно, – ответил уверенно сторож. – В толк не возьму, как пожар мог произойти? Печи с утра протапливали. Ворота заперты были прочно, двери тоже. Посторонних не было... Да и в парадный зал дверь с вечера запирается...

– А не мог ли кто-то там зажженную свечу оставить по недосмотру? – поинтересовался Вирхов. – Не произошло ли самовозжигание от огня, упавшего на паркет?

– В парадном зале установлено электрическое освещение по милости благодетельницы нашей, Ее Величества Вдовствующей Государыни Марии Федоровны, – ответил Кротов.

– А кто мог в это время находиться в парадном зале?

– Да кому ж там быть в эту пору? Да и ключ надзиратель в сейфе держит.

– Да, там мы его и обнаружили. И надзирателя вызвали из-за праздничного стола, – подтвердил Вирхов и задал следующий вопрос: – А есть ли в Воспитательном доме кто-нибудь, кто ходит босиком?

– Босиком, в апреле? Так зябко ж еще... И такой-то уж рвани босяцкой у нас не бывает, – обиделся Кротов.

– И тем не менее какая-то рвань к вам заглядывает, – усмехнулся следователь.

– Прошляпил я кого-то, получается, – поник Кротов, – неужто поймали злодея?

– Поймать не поймали, – вздохнул Вирхов, – а следок обнаружили. Очень характерный следок. На сырой земле возле кустов.

– Думаете, призрак арапчонка? – побледнел Кротов. – Тогда по приметам его легко разыскать!

– А вот зачем он материализовался да еще решил бродить по городу? Это и есть самый интересный вопрос. – Вирхов встал из-за стола.

Глава 8

Карл Иванович Вирхов, вспоминая свою давнюю знакомую Полину Тихоновну Коровкину, был прав – первый день светлой седмицы симпатичная ему дама провела в одиночестве

После праздничного завтрака, покидая тетушку Полину, чтобы нанести визиты своим постоянным пациентам, Клим Кириллович Коровкин чувствовал себя неловко, потому что пасхальной ночью отступил от своего обычного правила: не ходить в чужие квартиры к малознакомым людям. В прихожей, уже одетый в пальто с каракулевым воротником, он поцеловал тетушку Полину. Конечно, нанести визиты пациентам он мог и в другой день, но очень ему хотелось сбежать от рассуждений об убитой вышивальщице и пожаре в Воспитательном доме.

Доктор вышел на улицу и, взяв извозчика, отправился на Караванную – в первую очередь следовало навестить княгиню Татищеву.

По мере того как экипаж удалялся от дома на Большой Вельможной, доктор все более и более отвлекался от тягостных дум. Город сиял чистотой и нарядным убранством. Повсюду флаги, разноцветные стеклянные фонарики, развешанные на протянутой между столбами проволоке, звезды и вензеля, составленные из светящихся в темное время трубок.