– Еще бы! И тем не менее, неполадки в системе охлаждения – очень неприятная вещь. Со мной такое случилось прошлым летом, – заговорил Эйнджер, мягко похлопывая себя по мочке уха, – и я буквально взмолился, чтобы мне прислали новый механизм, прежде чем…
– “Ад”? Ты сказал “ад”, Мелфорд? Я правильно тебя понял? – вкрадчивым тоном заговорил четвертый джентльмен, до сих пор хранивший молчание.
Это был крупного сложения мужчина с пышными седыми усами, кончики которых закручивались вверх, как рога у быка. На нем был строгий темный костюм, но строгость нарушал яркий жилет.
– Я… – пробормотал Мелфорд.
– Ад? Ты, думаю, шутишь… Да вряд ли и все вы говорите всерьез… Вы жалуетесь на климат? Сразу видно, что вы слишком давно покинули Другую сторону! Неужто забыли, что это такое? – Мужчина обвел взглядом собеседников. Его огромные усы дрожали от гнева, и все, кто сразу, кто чуть помедлив, опустили глаза. – Любые невзгоды, от которых мы здесь якобы страдаем, – продолжил он поучительным тоном, ловко подкручивая кончики усов, – мелочь, ерунда по сравнению с главным. Это говорю вам я, прибывший оттуда несколько дней назад. А там сейчас вся жизнь сводится к одному – как вынести невыносимое. – Довольный устроенным разносом, он откинулся на спинку кресла и добавил, смягчив тон: – Джентльмены, прошу вас, не стоит играть с некоторыми темами. На Другой стороне началась Темная эпоха. И там на нас надеются. Отчаянно надеются.
Все пятеро на время замолчали, их взгляды блуждали в далеких воспоминаниях.
– Что там происходит, Крамер? – наконец отважился спросить Рэмси.
– Становится все холоднее и холоднее, – ответил Крамер. – Да и темнота уже стала беспросветной.
Все тихо охнули.
– Возможно, мы и вправду явились сюда слишком поздно, как только что сказал Хиггинс. – Глаза Мелфорда снова начали косить. – Наверное, что бы мы ни предприняли, толку от этого не будет.
– Пока еще есть надежда. По последним подсчетам, у нас осталось лет десять, – сообщил Крамер.
– Клянусь всеми потухшими солнцами, это означает конец! – ужаснулся Эйнджер. – Десять лет? Вряд ли за такое время можно что-то успеть.
– Успокойся, Эйнджер. Ты ведь знаешь: имеется в виду не наша гибель, а их… – сказал Крамер, сделав круг головой. – Ужасная агония нашего мира могла бы, пожалуй, растянуться еще на несколько десятилетий, но у них такого срока нет. А ведь они – единственный путь для бегства, на который мы должны рассчитывать. У нас есть десять лет, чтобы не дать им погибнуть. Иначе мы и сами будем обречены.
– А каковы результаты последних исследований: не появился ли шанс открыть другие порталы? – спросил Мелфорд.
– Никаких надежд, – ответил Крамер печально. – Боюсь, других порталов нам открыть не удастся. Этот мир – наше единственное спасение.
– И ему осталось всего десять лет жизни… – прошептал Эйнджер.
Крамер резко взметнул вверх руки – совсем как одалиска, сыплющая в танце розовые лепестки.
– Расчеты приблизительные, джентльмены, но погрешность не будет слишком большой, – уточнил он. – В нашем распоряжении десять лет, может, чуть больше, чтобы найти способ справиться с эпидемией, опустошающей этот мир, иначе произойдет катастрофа немыслимого масштаба. Короче, мы у себя на Другой стороне сейчас похожи на утопающего, чьи окоченевшие пальцы то и дело соскальзывают с доски, за которую он успел было ухватиться, – мы утонем в вечной пучине и забвении.
Все сокрушенно молчали, оглядываясь по сторонам. Основанный в 1874 году “Албемарль-клуб” считался одним из самых престижных в Лондоне, хотя в такой час редко можно было увидеть в просторном зале кресла, составленные вместе и образующие тут и там отдельные островки. Сейчас лишь несколько джентльменов в одиночестве курили свои трубки, рассеянно покачивая в руке рюмку бренди, или со скучающим видом читали газету, довольные тем, что удалось хоть на несколько часов сбежать из дому.
– Посмотрите на них… – бросил Мелфорд с внезапной злобой. – Они понятия не имеют, как тяжело болен их мир и как близок финал. Наоборот, они уверены, что находятся в середине некоего процесса. Уверены, что их жизнь отличается от той, какая была раньше, и от той, какая наступит позже. Уверены, что живут в быстрокрылые времена и куда-то мчатся по своим железным дорогам с их безумной скоростью. Все вместе и каждый по отдельности – они верят в это. Они изучают себя, наблюдают за собой, удивляются себе. Но ничего не видят. Не видят, что близок конец, не подозревают, что все их поезда на всех железных дорогах скоро сойдут с рельсов, столкнутся между собой и погрузятся в вечный мрак, в ничто, в хаос.