Карта костей (ЛП)

Мы сидели на полу в пыли — крошеве распиленного бетона. В ушах звенело. То ли отголоски видения о взрыве, то ли гул электричества.

Я уставилась в стену. Хотелось сосредоточиться на чем-то одном в мире, где все имело собственную противоположность. Зак — мой близнец и мой враг. Я любила Кипа, но тот тоже оказался чужаком. Взрыв был нашим прошлым, а также будущим. Ксандер потерял рассудок, но его слова сбудутся. «Бесконечный огонь».

— Именно этого я и боялся, — произнес Дудочник. — С тех пор, как взрыв стал приходить к тебе все чаще. Но я до сих пор не понимаю. Альфы не могут использовать против нас взрывные механизмы. С их стороны потери будут не меньшими. Единственный плюс связи между близнецами: бессмысленность массовой резни. Для них взрыв окажется таким же катастрофичным, как и для нас. Если бы они могли поступить так с нами, то сделали бы это давным-давно. Именно поэтому их никогда не интересовало оружие времен До.

— Сейчас интересует, — возразила я.

— Но почему? Зачем прилагать столько усилий, чтобы воссоздать взрыв, когда они не могут применить его против нас?

Я посмотрела на него снизу, и на меня обрушился ужасный вес его слов. Мне не хотелось говорить Дудочнику то, что я знала. Его бремя достаточно тяжело. Но я не могла вынести это в одиночку.

— Они не нас собираются взорвать, а Далекий край. — Я указала в сторону комнаты и других, которые вели от нее, большинство из которые разобрали подчистую. — Они знают, что он где-то существует, вероятно, даже выяснили, где именно. Им известно, что в Далеком краю справились с рождением близнецов, и что мы его ищем. Если альфы решили, что Далекий край может стать угрозой их власти, они не колеблясь его взорвут.

Я вспомнила Воительницу, ее неподвижные, как у ящерицы, глаза, когда она улыбнулась. И Зака, в котором гнев ревел, как река над нами по трубам.

— Я снова ошиблась. — Сталь и бетонные стены эхом отбрасывали мои слова обратно. — Всю жизнь я видела взрыв и всю жизнь ошибалась. Все, что я вижу, оборачивается чем-то другим. — Я потерла глаза, будто могла стереть видения, как-то очиститься от них.

— Ты отыскала документы Джо, — возразил Дудочник. — Отыскала дорогу к Ковчегу. Без тебя у нас бы этого не получилось.

— Я думала, мы найдем здесь ответ, — уныло ответила я.

— Мы и нашли, — сказал Дудочник. — Просто не тот, которого ожидали.

Внизу остался еще один уровень Ковчега, который мы не исследовали, но я почувствовала первые проявления движения во внешних коридорах, ведущих к дверям на поверхность. Воздушный поток поднял пыль. По трубам донесся шум. Мы оставили ярко освещенные нижние уровни и помчались вверх по лестнице к отвинченной вентиляционной решетке. Как только мы забрались в трубу и установили решетку на место, под нами прошли первые солдаты. Но они не подняли головы — переговаривались и толкали свои тележки, не замечая приглушенный скрип металла и сдавленное дыхание где-то наверху. Они прошли, и мы снова, еле переставляя усталые ноги, потащились к верхним уровням Ковчега. Внизу промелькнули еще пять групп солдат. Их разговоры казались и знакомыми, и незнакомыми: обыденная болтовня переплеталась со странным языком Ковчега.

«Не похоже, если только бета-вольтаические батареи тоже не подойдут…».

«Еще две тележки к западным дверям — нужно встретить следующий фургон…».

«Находились тут со времен взрыва — зачем спешить?..»

«Под трубами с охлаждающей эмульсией…».

«Не удалось сдвинуть корпус без бура…».

Услышав одно слово, я дернулась так, что ударилась головой о трубу. Дудочник шумно вдохнул. «Реформатор». Замерев, я навострила уши. В поле зрения не появилось ни одного солдата, но голоса и шаги доносились откуда-то поблизости.

«Сказал, что хочет проверить лично. Так что давай поаккуратней. Сам знаешь, какой он…»

Голоса затихли.

Где-то в Ковчеге ждал мой брат. Последний раз я видела его на дороге возле Нью-Хобарта. Тогда мои брюки еще не высохли с тех пор, как я стояла на коленях, укутывая в саваны тела утонувших детей. Вспомнились мелкие зубки Луизы, округлые, будто надгробия.

Долгое время, пробираясь назад к верхним уровням, я думала над словами солдат. «Сам знаешь, какой он». Могла ли я до сих пор говорить так же? Могла ли утверждать, что знаю его после всего, что он сотворил? А он меня?

Больше десяти лет назад он использовал понимание моей натуры, чтобы разоблачить и заклеймить меня. Называя себя омегой, он понимал, что я признаюсь. Был уверен, что я не допущу его клеймение и высылку. Он превратил нашу близость в оружие, и я не возразила, решив защитить его, чего бы мне это ни стоило. Теперь человек, ждущий где-то в Ковчеге, больше не Зак, он — Реформатор. Стала ли я тоже другой?

Добравшись до верхних уровней, мы спустились из трубы в пыльные помещения вблизи секции Е. Среди банок с костями съели по несколько ломтиков мяса и выпили почти всю воду. Мне казалось, что после всего увиденного в Ковчеге заснуть не удастся, но мы уже двое суток были на ногах, поэтому нашли пустую комнату без костей и там мгновенно отрубились.