— Я долгое время работал с Воительницей и Реформатором. И даже терпел его близость с Исповедницей. — Его верхняя губа презрительно искривилась. — По крайней мере от нее была польза. Но сейчас наши пути разошлись. Стало понятно, что твой близнец и Воительница соблюдают запрет на применение машин и технологий До только на словах, потому что так требуют приличия. Но на самом деле активно ими пользуются. Всегда пользовались. Они как могут держат все в тайне, но нельзя делать все втроем. Последние несколько лет ко мне стали приходить солдаты из их личной охраны. Они видели, что охраняли — резервуары. Я выходец из армейских кругов, в отличие от Реформатора или Воительницы, несмотря на ее военный псевдоним. Я понимаю рядовых солдат, простых людей. Знаю, насколько глубоко в них заложено табу. Твой близнец и Воительница, увлеченные своими идеями, не учли, насколько большинство населения боится и ненавидит машины.
— Больше, чем омег?
— Все это звенья одной цепи. Известно, что машины стали причиной взрыва, причиной рождения близнецов и причиной появления омег.
Вот как он нас видел: как своего рода отклонение, ужас одного ряда со взрывом. Как задачу, которую следует решить.
Инспектор продолжил:
— Когда погибла Исповедница, а ее база данных оказалась разрушена, я понадеялся, что экспериментам конец. Но интерес твоего близнеца и Воительницы к машинам не ослабевает. Он зашел уже слишком далеко. Последним человеком, наделенным властью в Синедрионе, который им противостоял до последнего, был Судья. Даже когда они захватили его близнеца, на краю гибели, он по-прежнему твердо ратовал за запрет технологий, потому что знал — в противном случае он лишится поддержки народа. Его близнеца убили, как только в Судье отпала нужда.
— А что другие советники Синедриона? — поинтересовался Дудочник. — Они знают о том, что делают и замышляют Реформатор и Воительница?
— Не многие. Большинство выказывает молчаливое одобрение, но не особо вникает. Они будут счастливы, если у Реформатора и Воительницы что-то выйдет, но не хотят быть причастны, если что-то пойдет не так.
Как хорошо было бы выбрать невежество, стряхнуть с себя бремя знаний…
— Но есть еще и те, у кого нет особого выбора — они не успели припрятать своих близнецов, до того как до них добрались Реформатор и Воительница.
— А что с твоим близнецом? — спросила я.
— Она у меня. Не в камере сохранения, а под охраной солдат, которым я доверяю.
Я напрягла мышцы шеи, чтобы сдержать охватившую меня дрожь. Мне частенько снилось по ночам, что я снова в камере сохранения, навсегда ставшая узницей времени, а мимо пролетают бесформенные дни.
— Думаешь, это лучше камер сохранения?
— Безопаснее. И для нее, и для меня. Исходя из сегодняшних реалий, не думаю, что могу защитить ее в Уиндхеме. Даже в камерах сохранения.
— Для чего ты нас искал? — спросила я.
— Последние несколько лет, после того как мне стала ясна одержимость коллег машинами, я попытался на сколько возможно разузнать об их планах с помощью других провидцев. Их не так уж и много, и их возможности очень разные. Некоторые не имеют никакого практического значения, большинство ни на что не годны. — Он произнес это так бесцеремонно, словно те из нас, кого объяло безумие, что-то вроде телеги с отвалившимся колесом или проржавевшего ведра. — Но вот ты… — Он повернулся ко мне: — По моим сведениям ты могла бы быть полезной. А если еще и работаешь на Сопротивление, — он кивнул на Дудочника и Зои, — от нашего сотрудничества можно получить и гораздо больше.
— Я же сказал, — выговорил Дудочник по слогам, — я больше не возглавляю Сопротивление.
— Но ведь ты хочешь остановить программу резервуаров?
— Что тебе от нас нужно? — перебила я.
Мы четверо кружили в осторожном танце среди покореженных балок, а солдаты наблюдали за нами на расстоянии.
— Мне нужна ваша помощь, чтобы остановить твоего близнеца и Воительницу в их стремлении к машинам.
Абсурд какой-то. Советник Синедриона с солдатами, деньгами и властью, о которой любой из нас — оборванных, изголодавшихся, отчаявшихся — мог только мечтать.
— Тебе нужна помощь? — переспросил Дудочник. — Так попроси ее у своих дружков в Синедрионе.
Инспектор рассмеялся:
— Ты считаешь, мы там сидим одной большой дружной семьей и похлопываем друг друга по спине? — Он повернулся от Дудочника ко мне: — Как думаешь, от кого тебя защищал брат, поместив в камеры сохранения? Самые яростные враги любого советника — его приближенные, те, кто больше всех выиграет, если от него ускользнет власть. Посмотрите, что произошло с Судьей.
— Почему мы должны помогать тебе в твоих интригах? — поинтересовался Дудочник. — Ты пришел к нам только потому, что тебя оттесняют от власти, и ты не видишь иного выхода.
— Оттесняют от власти? — Инспектор встретился с ним взглядом. — Ты-то точно знаешь, каково это.
— Ты решил работать с ними, пока машины не отвратили тебя от них, — перебила я. — С чего нам связываться с тем, кто ненавидит омег?