Карта костей (ЛП)

Мы сделали все, что могли. Сидя в седле, Дудочник перерезал веревку, пока я поддерживала тело; потом мы вместе опустили его на землю. От тяжести у меня снова заболела недозажившая рука. Зои придержала лошадь брата, Дудочник спешился и снял с Леонарда гитару. Дерево жалобно заскрипело, хрустнули обломки. Я перегнулась через труп и попыталась ослабить удавку на шее. Устав, я ее перерезала; плоть под петлей была жуткого темно-фиолетового цвета и не расслабилась, а сохранила следы от веревки.

Вместе мы перенесли Леонарда в канаву на обочине дороги. Когда мы опускали его туда, тело с хрустом согнулось пополам. Каждую минуту на тракте мы рисковали и не могли похоронить Леонарда голыми руками в замерзшей земле. В конце концов я отхватила лоскут от одеяла и накрыла им лицо отважного барда, благодарная за то, что при отсутствии глаз их не нужно закрывать. Мы как раз собирались вновь сесть в седла, когда я вдруг сорвалась обратно к дереву и подняла брошенную Дудочником сломанную гитару. Собрала обломки и сложила их рядом с телом.

Ohm

Мы направились на север с Криспином и оставшимися двумя патрульными, но проехав чуть меньше километра, Дудочник повернул на запад, и мы с Зои оторвались от группы и последовали за ним. Остальные даже не замедлили шага, хотя Криспин повернулся и на прощание поднял руку.

— Берегите себя, — пожелал он, и Дудочник тоже вскинул руку.

Мы поскакали дальше. В темноте и метели казалось, словно мы едем вслепую, и мне на ум снова пришел Леонард и мир вокруг него, погруженный в вечный мрак. Дважды моя лошадь едва не оступалась в снегу. Один раз я почувствовала близость людей на севере, и мы притаились в ущелье, пропуская едущий по хребту над нами конный патруль Синедриона и радуясь, что снегопад замел наши следы.

Мы ехали на запад, пока рассвет не позволил углубиться в скалистые расщелины, по которым следовал путь на север. К полудню мы подъехали к предгорьям Позвоночного хребта. Снегопад, за который мы были так благодарны ночью, покрыл утесы коркой льда, и уже уставшие лошади еле плелись, боясь оступиться. Несколько раз нам приходилось спешиваться и вести их в поводу.

По дороге я все думала о том, что сказал Дудочник: «Лючия хорошо предсказывала погоду». Впервые он по собственной воле сказал вслух о покойной провидице. Обычно они с Зои избегали ее имени, словно колючего куста. Когда Дудочник упомянул ее в конторе мытарей, Зои быстро его заткнула. Мне вспомнились долгие взгляды, которыми близнецы обменивались всякий раз, когда заходила речь о Лючии. Когда Ксандер спросил о ней, Зои напряглась, а Дудочник горестно сообщил, что ее больше нет.

Это походило на Ковчег: он все время был там, под землей. И теперь, когда я это поняла, все изменилось. Теперь, догадавшись, что Дудочник испытывал к Лючии, я многое поставила на свои места. Как быстро он проникся ко мне на Острове. Как хотел дать мне свободу, пойдя против Ассамблеи. Он проникся вовсе не ко мне: все это было лишь воспоминаниями о Лючии.

Это также многое объясняло о Зои. Ее враждебность ко мне, ее злость на мои видения. Даже с Ксандером она была молчаливой и нервной, несмотря на его утраченный разум.

Всю жизнь они провели только вдвоем, только Зои и Дудочник. Я знала эту связь, потому что сама была связана с Заком до нашего расставания. Какой же крепкой она должна быть у этих близнецов, которые решили остаться вместе даже после того, как Дудочника заклеймили и выслали. Особенно для Зои, которая сделала выбор, оставила родителей и легкую жизнь альфы, чтобы последовать за братом. Выбрала его, пусть это и обозначало прожить всю жизнь изгоем. А потом он ее оставил. Не только отправился на Остров, куда она никак не могла за ним последовать, но и привязался еще крепче к другой девушке. Я понимала, что Зои до сих пор чувствует себя лишней. Мне по опыту было известно, что существуют разные виды близости, не менее крепкие, чем взаимная любовь. Вспомнилось лицо Зои в тот день, когда она с закрытыми глазами слушала музыку бардов у родника. То был единственный раз, когда мне удалось застать ее врасплох. Она запрокинула голову, показывая небесам свое одиночество. Прежде чем накричать на меня и унестись прочь, она рассказала, как они с Дудочником в детстве убегали из дома, чтобы послушать странствующих певцов.

С наступлением темноты мы встали лагерем в рощице, где бежал замерзший по краям ручей. Привязали лошадей ниже по течению и с трудом разожгли костер, хотя по-зимнему голые деревья не укрывали нас от снега.

Я подождала, пока близнецы поедят, прежде чем заводить этот разговор. Зои сидела рядом со мной, грея руки в перчатках над огнем так близко к костру, что я чуяла запах паленой шерсти. Дудочник сидел спиной к нам, вглядываясь вдаль.

— Я знаю, какова связь между близнецами, — обратилась я к Зои. — И знаю, что у вас двоих она очень крепка, вы всю жизнь прожили вместе.

— О чем это ты? — Она поворошила угли длинной палкой. Взметнулись искры, которые тут же поглотила тьма.