Я оглянулась через плечо на импровизированную палатку. Брезент провис под налипшим снегом. Близнецы спали спина к спине, совсем как сражались. На холоде, с натянутым до подбородков одеялом, они казались двухголовым существом.
Вечно я толкую все неверно. Я еще более слепа, чем Леонард. Я ошиблась, думая, что Исповедница ищет меня, а не Кипа. Ошиблась о снах Зои и о Лючии. Получать видения — это одно, а истолковывать их — совсем другое. Видения привели меня на Остров, но наше присутствие там навело на него и Исповедницу. Видения показали мне зернохранилище и позволили нам уничтожить базу данных, но это стоило Кипу жизни.
Мои способности провидицы — это оружие, которое я могу хватать лишь за лезвие: каждый раз, когда я пыталась с ним обращаться, в ответ получала лишь кровь. Видения показывали столь многое, а я понимала так мало.
Мне не пришлось будить Зои — как обычно, она проснулась сама, вылезла из-под полога и встала за моей спиной. Еще не рассвело, ниже по течению жалобно всхрапнула лошадь.
— Иди поспи, — велела Зои. — До рассвета еще пара часов.
— Это была ты, — прошептала я. Слова прозвучали утвердительно. — Это ты любила Лючию.
Было слишком темно, чтобы рассмотреть ее лицо, но я видела белые облачка пара.
— Мы любили друг друга, — ответила она.
Странно было слышать из ее уст слова о любви. От Зои, которая постоянно закатывала глаза и пожимала плечами. От Зои, которая ловко метала ножи.
— Прости, — повинилась я. — Я повела себя как идиотка.
— Не в первый раз и вряд ли в последний. — В ее голосе не слышалось презрения, только усталость.
— Не знаю, как до меня не дошло…
— А я знаю. Потому что я женщина. Потому что я альфа, а она была омегой. Потому что, хотя ты считаешь себя выше предрассудков и высокомерия, выходит, что ты не так уж отличаешься от большинства.
Мне ничего не оставалось, кроме как молча принять обвинения. Они пристали ко мне, как пепел.
— Почему ты мне не рассказала? — наконец спросила я.
— Это личное. — Зои помолчала. В темноте блеснули белки глаз, когда она посмотрела на меня и вновь отвела взгляд. — Кажется, будто от нее в этом мире осталось так мало. Я не хочу делиться этими крохами с окружающими.
Вспомнилось, с какой неохотой я говорила о Кипе. Были моменты, когда его имя казалось мне драгоценным обломком прошлого — всем, что от него осталось, и если пользоваться им часто, оно сотрется.
— Когда ты слушала музыку бардов у родника и рассказала о певице, которую вы с Дудочником слушали в детстве… Мне казалось, ты думаешь о брате.
— Я всегда буду помнить ту певицу, — фыркнула Зои. — Лючия при первой встрече очень мне ее напомнила. У них обеих были красивые руки. — Она усмехнулась. — И Лючия тоже любила петь. Постоянно мурлыкала себе под нос по утрам, расчесывая волосы.
Несколько минут она молчала.
— Жаль, что ты мне раньше не рассказала, — прошептала я. — Я бы поняла.
— Не нуждаюсь в твоем понимании.
— А мне не помешало бы твое.
Зои пожала плечами.
— Мои отношения с Лючией существовали не за тем, чтобы преподать тебе урок о горе. Она умерла не ради того, чтобы мы с тобой сблизились на почве потерь.
Она села рядом со мной на бревно и уперлась локтями в колени. Я видела в темноте ее руки, более светлую кожу пальцев — пять бледных пятнышек, когда она подняла руку, чтобы убрать волосы с лица.
— Да я как-то и не привыкла о ней говорить. Нам все время приходилось соблюдать осторожность. Работая на Сопротивление, мы не нуждались в лишнем внимании. Отношения между альфой и омегой грех, не говоря уж о том, что мы обе женщины. Вся эта чушь об обязанности альф размножаться. — Она фыркнула. — Как будто я тут же побежала бы искать милого альфу и начала вместе с ним строгать младенцев. — Ее смешок утонул в прохладном воздухе.
— Ей на Острове пришлось тяжко. Ты же знаешь, как люди в лучшем случае относятся к провидцам — всегда с подозрением, отторжением. Потом они узнали о наших отношениях и вообще перестали с ней общаться. — Зои сжала кулаки. — Плевать, что я годами работала на Сопротивление. Что сделала для него больше, чем почти любой из них. Или что Лючия ради них рисковала жизнью. Люди с радостью пользовались ее видениями и плодами ее трудов, но заговорить с ней считали ниже своего достоинства. Выгнали ее из дома. Называли предательницей, любительницей альф. Дудочник сделал для нее все, что смог — выделил комнату в крепости, по возможности пытался усовестить окружающих. Но он возглавлял Сопротивление и поэтому помогать ей мог лишь постольку-поскольку. И тогда она начала терять разум. Да, я знаю, что дело в видениях, но она лучше с ними справлялась, когда вокруг были друзья и просто люди, с которыми можно поговорить. Когда ее изолировали от общества, у нее остались лишь видения.
Я вспомнила томительное заключение в камере сохранения, когда горизонт ограничивался серыми стенами и ничто не отвлекало меня от ужасов видений.