Всадники не съехали с дороги, чтобы атаковать нас у южных ворот, а во весь опор понеслись к восточным, на ходу поднимая луки. Первые стрелы попали в надвратную башню. Потом всадники настигли свои же стрелы и принялись набрасывать крюки на ворота. Их почти не охраняли — большинство солдат гарнизона находились у южных ворот, сдерживая наше наступление. А новоприбывшие уже приставили лестницу к восточной сторожевой башне.
Тогда-то я и увидела его, Инспектора, в окружении конников. Он держал меч обнаженным, но больше отдавал приказы, кричал и куда-то показывал, а иногда наклонялся, чтобы обсудить тактику с ближайшими советниками.
Восточные ворота уже занялись, в сторожевую башню летели новые стрелы. Раздался крик, и с нее сорвалось тело, приземлившись на тлеющие ворота. Дерево жалобно скрипнуло, и солдаты пробили в воротах брешь, сорвав крюками одну створку с петель. У Инспектора хватало людей, чтобы сдерживать солдат Синедриона, пока открывались ворота. Новоприбывшие устремились на улицы города. Стало понятно, что Нью-Хобарт не выдержит такого мощного натиска.
Наши противники поняли, что скоро окажутся в ловушке между нами и силами Инспектора. Эскадрон его солдат уже скакал прочь от взятых ворот в нашу сторону. На них были те же красные туники, что и на солдатах Синедриона, но люди Инспектора не колеблясь давили подчинявшихся Воительнице. Солдатам Синедриона на равнине спешно приказали отступать и перегруппировываться. Но им некуда было отступать. Восточные ворота пали, а наши пусть и истощенные силы все еще напирали с запада и юга. С востока на равнину выезжали все новые солдаты Инспектора. Теперь, когда они приблизились, я увидела, что у каждого из них на лбу повязана черная лента, чтобы отличать их от солдат гарнизона Нью-Хобарта. И куда бы я ни посмотрела, солдат с повязками было больше, чем других.
После захвата восточных ворот город быстро пал. В небо устремились новые струйки дыма. Ближайшие к нам южные ворота открыли изнутри, солдаты Инспектора с боем пробились мимо сторожевой башни и устремились наружу. До меня доносились крики из-за стены, и я представила, насколько же сбиты с толку горожане, увидев этих новых альф, которые по-прежнему носили красные туники Синедриона, но сражались бок о бок с омегами, чтобы освободить город.
С восточной сторожевой башни свесилось что-то белое. Сначала я подумала, что через перила перебросили еще один труп. Но бледный предмет приподнялся на ветру, захлопал и развернулся. Я увидела силуэт горбуньи, которая закрепляла на башне флаг. Простыню с нарисованной буквой омега. Синедрион заклеймил ею наши чела, а теперь она свешивалась с башни над дымом и кровью. Город пал.
На равнине оставшиеся солдаты Синедриона сражались с отчаянным рвением тех, кто знает, что победы не будет. Рядом со мной Зои дралась один на один с бородатым мужчиной. Слева от нее Дудочник бился с солдатом, лицо которого уже было залито кровью из рассеченной брови. Дудочник уклонился от второй нападающей, женщины с топором. Когда она увидела меня за его спиной, то тут же бросилась в атаку, занеся топор над головой. Она выглядела испуганной, с широко распахнутыми глазами, а зрачки превратились в точки на фоне белков, совсем как у зарезанной мною лошади. Неужели это было всего несколько часов назад? Время замедлилось, превратившись в вязкий кисель, через который я пробиралась по окровавленному снегу.
Я подняла меч и приготовилась. Первый удар получилось блокировать. Когда она предприняла вторую попытку, ей удалось выбить меч из моих рук. Она снова занесла надо мной топор. Все в морозном утре вдруг показалось чересчур ярким. «Зак, — подумала я, — что я сделала с тобой? Что ты сделал с нами обоими?»
Глава 21
Спросонья мне показалось, что я снова в мертвых землях: взор был так же затуманен, как и в те недели, когда глаза слезились, а в воздухе летал пепел. Потом я поняла, что нахожусь в помещении и пепла вокруг нет, просто взгляд еще не сфокусировался. Комната вокруг то обретала четкость, то расплывалась в ритме с пульсирующей шишкой на моем затылке.
Ушло некоторое время, прежде чем я начала осознавать боль в разных частях тела. Ноющие царапины и ссадины на костяшках пальцев и коленях. Тянущая боль в виске, распухшая шишка, из-за которой я вздрагивала при каждом ударе сердца. И обжигающая боль, перед которой меркли все остальные, в правой руке.
— Она очнулась, — раздался голос Зои.
Дудочник, хромая, подошел ко мне.
— Тебя ранили? – прохрипела я.
— Нет, не меня. — Он указал на Зои. Она все еще сидела, и по мере прояснения взора я разглядела повязку на ее правом бедре. Сквозь белую ткань алой улыбкой просочилась кровь.
— Порез был чистым и его зашили. Быстро заживет, — сказала она.
— Как твоя голова? — спросил Дудочник.