Карта моей души (СИ)

Я потерла щеку, глянув в зеркало: она стала ярко-красной и горела. Ударил Леха от широты души, но заслуженно, потому я не стала ничего говорить, а молча прошла через гостиную в кухню, отделенную от нее большой аркой. Леха стоял у окна и курил, глядя на улицу. Я села за стол и стала ждать. Докурив, Леха затушил окурок в пепельнице, стоявшей на подоконнике, и потер лицо. Я украдкой рассматривала его. За эти годы он практически не изменился: высокий, крепко сбитый, выбритые виски, серьга в ухе. Карие глаза смотрят серьезно, пухлые губы плотно сжаты. Многие Лехины знакомые утверждали, что он никогда не смеется и даже не улыбается, отчасти это было правдой. Смеялся он очень редко, я лично была свидетелем подобному всего несколько раз, в такие моменты у него появлялись ямочки на щеках и он становился похож на озорного мальчишку. Улыбку Леха как будто считал излишней роскошью, так что люди, окружавшие его, могли наблюдать ее жалкое подобие в те моменты, когда он быстро ухмылялся, и уголки губ на мгновенье растягивались. Леха был серьезен всегда, вот что о нем можно было сказать точно.

Сейчас он уселся напротив меня, поглядывал, но сохранял тишину, потому ничто не мешало моим воспоминаниям, всплывавшим в голове помимо воли.

Надо сказать, вся моя жизнь виделась мне каким-то сплошным недоразумением. Воспитанием моим занималась, в основном, мать, женщина богобоязненная и готовящаяся к жизни после смерти в Царстве небесном. Сумеет ли туда пробраться отец, она не знала, но вот меня вознамерилась взять с собой, потому с ранних лет я воспитывалась в предельной строгости. В детский сад я не ходила, а когда пришло время идти в школу, меня отправили в женский пансион с церковным уклоном. Годы обучения были для меня одними из самых тягостных в жизни. Я совершенно не понимала и не принимала того, что нам прививали, зато в голове моей роилось столько мыслей, которые никак не укладывались в здешний уклад, что я просто сходила с ума. Мысли эти касались какой-то другой жизни, которая, возможно, не так уж плоха и страшна, как нам описывают. Переходный период дался мне с огромным трудом, волнения и томления плоти терзали меня, но поделиться было совершенно не с кем, потому как мои робкие попытки открыться не находили отклика в одноклассницах. Совсем отчаявшись, я даже попробовала затеять разговор с одной из воспитательниц, что обернулось для меня ужесточением режима. В тот момент я поняла, что лучшим выходом будет скрывать свои истинные чувства, делая вид, что все происходящее есть то, о чем я мечтала всю жизнь. Как ни странно, мне это удалось, притворщицей я оказалась знатной, так что к окончанию школы сумела не только вернуть расположение учениц и учителей, но и добиться некоторого положения в данном обществе. В шестнадцать мне попалась книга Стендаля "Красное и черное", и она стала для меня откровением, настолько судьба главного героя, его мысли и переживания оказались похожими на мои. Испытав шок от того, чем он закончил, я дала себе слово, что не окажусь такой дурой, как он, и обязательно устроюсь в этой жизни. Главное, пережить грядущие студенческие годы, говорила я себе, а там уже я буду взрослой и самостоятельной, и тогда разгуляюсь.