Карта моей памяти

Как теперь понятно, речь здесь шла о варваризации идеи прогресса. Так называемые «кающиеся дворяне», испытывавшие комплекс вины перед крепостным народом, по сути, обоготворили народ, назвав его основой исторического движения. Идея обоготворения народа в революцию выявила свою губительную силу. Народ не может быть основой прогресса. Как писал Чернышевский: «Разве народ собрание римских пап, существ непогрешительных?» Объявив народ двигателем прогресса, интеллектуалы пробудили толпу, подняв, как показал чуть позже Ортега-и-Гассет, восстание масс, которое случилось в России раньше, чем в Европе. Дело в том, что с увеличением приобщенных к достижениям цивилизации людей резко понизился ее уровень, что усугублялось истреблением культурной элиты, идеи и проблемы которой были недоступны широким массам. После Октябрьской революции, как показывает статистика, смертность, скажем, профессуры (беспощадные расстрелы) выросла в шесть раз по сравнению с остальным населением. Не жалея элиты, масса не щадила и себя, ибо не видела человека как отдельной ценности. Рытье котлована в романе Андрея Платонова «Котлован» изображено как попытка создать необходимую основу фундамента прогресса в России, но эта яма оказывается могилой для строителей. Роман кончается смертью девочки Насти, в русской культуре это страшный символ – отсутствие будущего. Еще Достоевский задал вопрос, можно ли построить будущее счастье на слезинке ребенка? Ответ был очевиден: нельзя! И завершающие роман Платонова строчки говорят, что прогресс на этой основе – пропасть, ад, преисподняя: «Все бедные и средние мужики работали с таким усердием жизни, будто хотели спастись навеки в пропасти котлована».

XX век оказался веком изживания идеи прогресса. Казалось бы, научно-техническое развитие (которое тоже было составляющей этой идеи), продолжалось, но ушла идея свободы, без которой нет самого понятия прогресса. В начале XX века в своей книге «К познанию России» (1903) великий русский ученый Дмитрий Менделеев писал, что без войн и революций Россия к 1930-му году достигнет всеобщей грамотности и подойдет к техническому уровню США. Об этом же и стихи 1913 г. Александра Блока о России под названием «Новая Америка». Но Первая мировая война закончилась страшной Октябрьской революцией и еще более страшной Гражданской войной, когда интеллектуальный цвет России был уничтожен большевиками, а более трех миллионов наиболее продуктивных граждан страны оказались за рубежом. Не говорю уж о том, что в этих катаклизмах погибло около семнадцати миллионов российских людей. История наша развивалась так, что, несмотря на известные успехи в развитии научно-технического прогресса, достигались они по-прежнему варварскими методами. Сам принцип использования техники оказался направленным против человека, стало быть, и против исторического прогресса, если последний все же связан с развитием человеческой свободы, как полагал Гегель. Построение бессмысленных каналов, ГУЛАГ, система концлагерей вернул по сути дела труд рабов, почти древнеегипетских. В XX в. произошла страшная подмена. Идея свободы как основы христианского прогресса была подменена идеей счастья, причем счастья не каждого отдельного человека, а неких абстрактных сообществ – народа, класса, нации. Во имя этих сообществ были позволены любые злодеяния. Понятие «прогресс» оставалось и в Советском

Союзе, и в нацистской Германии, но ценность его определялась пользой тоталитарного государства, его военной и научно-технической мощью. К личности этот прогресс отношения не имел.