Карта монаха

Доктор Ллойд и трое его коллег покинули свои кабинеты и встретились в исследовательской лаборатории, где для экспериментов Владимира Соколова были установлены контейнеры с заморозкой. В дополнение к холодильникам, создававшим атмосферу морга, непосредственно в операционной была установлена специальная охлаждающая система. Она поддерживала температуру плюс один градус. Таким образом сводилось к минимуму разложение объектов, подвергающихся многочисленным исследовательским процедурам.

Открыв квадратную дверцу три на три фута, Ллойд выкатил поддон. При этом ему приходили в голову многочисленные параллели между моргом и кухней ресторана. Тело Женевьевы Зиверы было милосердно укрыто простыней, голова же оставалась открытой. Он отвел глаза и пробормотал: «Господи, помилуй!», словно надеясь таким способом защититься от кошмаров, которые, как он почувствовал при виде ее невинного и безмятежного лица, отныне станут осаждать его по ночам.

Джулиан поручил им расчленить тело, а органы забрать для медицинских исследований. Когда они услышали этот приказ, воцарилась моментальная пауза. В конце концов, речь шла о его матери. Но Джулиан не проявлял ни сожаления, ни каких-либо других чувств. Ему была безразлична смерть женщины, которая его воспитала и которую он часом раньше сам убил, выпытывая у нее секреты шкатулки.

Раньше, работая со шкатулкой, они были гораздо лучше информированы, чем сейчас; про эту женщину им было известно лишь то, что она мать Джулиана. Родная или приемная, они не знали. Всем было известно, что он вырос в приюте, но в детали их не посвящали. Конечно, они читали рассказы о его жизни, публикуемые «Божьей истиной», и прекрасно знали, что реальность в них сильно приукрашена. Но ведь в любой области жизни — и в медицине тоже — полным-полно помпезных высокопарностей, которые выдают за истину. Каждый из них за свою карьеру не раз сталкивался с такого рода произведениями и знал им цену. Просто Джулиан такой же, как и все. Но это не объясняло, зачем ему понадобилось вскрывать тело матери и разбирать его на органы.

Ллойд и его коллеги стояли над телом Женевьевы. С удивлением и восхищением смотрели они на ее безупречную кожу, без малейшего порока или изъяна, пятнышка или шрама. На великолепных зубах нет и намека на кариес. Они так же белоснежны, как тогда, когда только что прорезались. «Она поразительно красива», — мелькнуло у Ллойда, и его охватила невыносимая жалость к ней. Перед ним женщина, обладавшая, по всем признакам, потенциалом для долгой жизни. Она умерла во время допроса. Это навело его на мысль о других людях. Иные всю жизнь посвящают спорту и диетическому питанию и избегают пороков. Чтобы дольше жить, они едят самую что ни на есть полезную и безвкусную еду — и все только для того, чтобы в один прекрасный день им на голову упал кирпич. Они пожертвовали всеми наслаждениями жизни — и прогадали. Прогадали, отказываясь от удовольствий ради продления дней, жертвуя качеством в пользу количества.

В ледяном воздухе дыхание Ллойда вырывалось облачками пара. Он был рад, что в последний момент надел второй свитер. Но сколько бы свитеров он ни надевал, это не избавит его от дрожи, пронизывающей тело. Эта женщина представлялась ему воплощением совершенства, и он не мог стряхнуть чувство, что своими действиями они осквернят ее душу, украдут у нее что-то главное. Ему казалось, что он оскорбляет Бога.

Но, как это часто бывает, ученый в нем тут же одернул человека и успокоил совесть. В конце концов, он всего лишь выполняет свою работу.

Обведя взглядом коллег, он улыбнулся:

— Ну что, приступим?

Глава 61

Скрываясь за деревьями, Майкл ждал напротив делового крыла особняка, неподалеку от выходящих на море скал. Благодаря элегантной пристройке здание теперь походило на гигантскую букву «С», два боковых крыла служили продолжением главного корпуса. Отстроенные лишь двумя годами ранее, они добавляли величия и без того грандиозному сооружению, укрепляя его репутацию как современного замка. За каменными стенами этого четырехэтажного великолепия скрывались века истории. Его создатели — корсиканские архитекторы — и представить себе не могли, какая череда превращений предстоит их творению: из королевского замка в монастырь, а потом в обиталище одержимого манией величия чудовища. Окна нового крыла, гигантские, с двойными рамами, были выполнены в стиле, присущем основному зданию; на новехоньком цементе дожди и время еще не успели оставить своих следов. В целом сооружение являлось образцом величия, какое редко доводится увидеть в какой бы то ни было части мира.

Двое охранников, вооруженных и бдительных, стояли по обеим сторонам единственного входа. Они вели себя не так, как их коллеги на территории — те по большей части выполняли ритуальные действия, и только, этим же было что защищать.