Карта неба

— Ну ладно, может, нам удастся побывать где-нибудь еще. Может, наша судьба — путешествия в пространстве, а не во времени, — утешился Сервисс, допивая свое пиво. — Возьми хотя бы небо, это непостижимое пространство без конца и края. Оно полно неожиданностей, ведь правда, Джордж?

— Возможно… — согласился Уэллс и нервно задвигался, будто сидел не на стуле, а на горячей сковородке. — Но мне бы хотелось поговорить о вашем романе, мистер Се… Гарретт.

Сервисс резко выпрямился и настороженно взглянул на Уэллса, словно ищейка, взявшая след. Довольный, что ему наконец удалось переключить внимание американца на пресловутый роман, Уэллс одним глотком допил свое пиво, чтобы набраться смелости и обрести столь необходимое сейчас спокойствие, и это не прошло незамеченным для его собеседника.

— Официант, еще пива, пожалуйста, а то лучший в мире писатель погибнет от жажды! — крикнул он, намеренно кривляясь, чтобы привлечь к себе внимание. Затем выжидающе посмотрел на Уэллса. — Ну что, дружище, понравился тебе мой роман?

Уэллс молчал, пока официант ставил на столик кружки с пивом и оценивающе поглядывал на него. Поняв, что стал объектом внимания, он машинально выпрямился на стуле и выпятил грудь, словно величие писателя должно было отражаться не только в его книгах, но и во внешности, этом случайном смешении генов, с которым мы приходим в мир и потом всячески пытаемся изменить, чтобы выглядеть солиднее, отпуская усы, бороду, длинные бакенбарды, нося дорогую одежду или прибавляя в весе и обретая тем самым пугающую округлость.

— Ну… — начал Уэллс, когда официант удалился.

— Да? — спросил Сервисс с детской надеждой в голосе.

— Кое-что получилось… — Уэллс замолчал, и между ними сразу же установилась бездонная, как пропасть, тишина, — просто замечательно.

Сервисс взволнованно дернулся на стуле.

— Кое-что. Получилось. Просто. Замечательно, — отрешенно повторил он, словно пробуя каждое слово на вкус. — Что именно?

Уэллс отхлебнул пива, чтобы выиграть время. Черт побери, что же замечательного можно найти в романе Сервисса?

— Например, космические костюмы. Или кислородные пилюли, — ответил он, потому что это были единственные стоящие детали в пресловутом романе. — Очень… очень изобретательно.

— Спасибо, Джордж! Я знал, что мой роман тебе понравится. Я знал! — выкрикнул Сервисс почти в экстазе. — Разве могло быть иначе? Конечно нет. Мы же с тобой родственные души, да просто близнецы, в литературном смысле, разумеется. Впрочем, как знать, может, и не только в литературном… О мой друг, мы с тобой творим нечто, до сих пор совершенно неизвестное, ты это понимаешь? Очень скоро наши романы отделятся от общего потока литературы и образуют свое особое направление. Мы с тобой, Джордж, творим историю. Нас будут считать отцами нового жанра. Вместе с Жюлем Верном, конечно. Было бы несправедливо забыть французика. Мы все вместе, втроем, изменяем литературу.

— Мне совершенно неинтересно создавать какой-то новый жанр, — перебил его Уэллс, все больше злясь на себя за то, что не сумел направить разговор в нужное русло.

— Знаешь, я думаю, не нам это решать, — возразил Сервисс, подтвердив свои слова кивком. Было видно, что он не хочет дальше углубляться в эту тему. — Давай лучше поговорим о твоем последнем романе, Джордж. Он такой страшный, с этими марсианскими воздушными кораблями в форме ската, облетающими Лондон… Хотел только спросить тебя насчет одной вещи: если, после того как ты написал «Машину времени», был открыт способ путешествовать во временных потоках, то не боишься ли ты, что теперь к нам пожалуют марсиане?

Уэллс невозмутимо глядел на него, стараясь определить, серьезно ли он говорит или это очередная шутка, но Сервисс ожидал ответа с не свойственной ему серьезностью.

— То, что я описал вторжение марсиан, Гарретт, вовсе не означает, что я непременно верю в то, что на Марсе есть жизнь, — нехотя объяснил он. — Это всего лишь аллегория. Я избрал Марс скорее как метафору, потому что он носит имя бога войны и из-за его красноватого цвета.

— Ну да, такой волнующий вид ему придает окись железа, присутствующая в вулканическом базальте, который покрывает его поверхность, словно кровавая мантия, — поспешил похвастаться своими знаниями Сервисс.

— Единственной моей целью было осуждение европейской колонизации Африки, — продолжал Уэллс, не обращая внимания на Сервисса. — Кроме того, я хотел предупредить об опасности, которую таят в себе исследования в области вооружений, в то время как в Германии происходит процесс милитаризации, вызывающий у меня по меньшей мере беспокойство. Но самое главное, Гарретт, я хотел предупредить людей, что все то, что нас окружает, будь то наука или религия, может оказаться бесполезным перед лицом нападения высшей расы.

Он умолчал о том, что помимо всего прочего роман позволил ему свести счеты с собственным прошлым, ибо первые разрушения, произведенные марсианами, пришлись как раз на такие места, как Хорселл или Аддлстон, где прошло его не слишком счастливое детство.