Карта неба

— И даже совершенно необязательно, чтобы там были кислород или вода, — взволнованно заметил Сервисс. — Да на нашей собственной планете живут существа, например анаэробные бактерии, не нуждающиеся в кислороде. Таким образом, число планет, пригодных для жизни, удваивается. Я бы сказал, что на более чем ста тысячах из них может существовать цивилизация, более развитая, чем наша, Джордж. И я уверен, что грядущие поколения обнаружат изобильную и необычайную жизнь на таких планетах и в конце концов смиренно признают — правда, мы уже этого не застанем, — что они не единственные и наверняка не самые древние носители разума в космосе.

— Согласен, — отозвался Уэллс, — но тоже уверен, что эта «жизнь» не будет иметь ничего общего с нашим представлением о жизни. Нам будет так же трудно постичь ее, как собаке — устройство паровоза. Быть может, их мировоззрение, к примеру, даже не предполагает желания исследовать Вселенную, в то время как мы, земляне, не перестаем смотреть на небо и спрашивать себя, одиноки мы или нет во Вселенной. Сам Галилей задавался этим вопросом.

— Да, но только он не формулировал его слишком громко, чтобы не раздражать церковь, — пошутил Сервисс.

Слабая, как бабочка, улыбка затрепетала на губах Уэллса, почувствовавшего, что алкоголь смягчил черты его лица в достаточной степени, чтобы не прогонять ее, вновь изображая неприязнь, как в начале разговора. К собственному удивлению, ему этого и не хотелось. Такую улыбку Сервисс у него честно заработал, и с ней нельзя было расставаться. Согнать ее — все равно что зашивать рану во время дуэли на рапирах.

— Разумеется, мы не можем отрицать, что человек издавна стремился наладить контакт с предполагаемыми обитателями Вселенной, — сказал Сервисс, и Уэллс тотчас увидел, как на столе, словно по волшебству, появились две новые кружки, полные до краев. — Помнишь немецкого математика, который пытался направить отраженный солнечный луч в сторону планет с помощью изобретенного им инструмента под названием гелиотроп? Как его звали? Не Гроув?

— Кажется, Грей. Или Гаусс, — засомневался Уэллс.

— Да-да, Гаусс. Его звали Карл Гаусс.

— Он еще предложил посадить посреди русской степи сосны в виде гигантского прямоугольного треугольника, чтобы наблюдатели из других миров поняли, что на Земле живут существа, способные понять теорему Пифагора.

— Да, помню, — улыбнулся Сервисс. — Он говорил, что никакая геометрическая фигура не может быть истолкована как умышленная конструкция.

— А астроном, которому пришло в голову залить керосин в круговой канал, прорытый в пустыне Сахара, и поджечь его ночью, чтобы обозначить наше присутствие? — вдруг припомнил Уэллс.

— Да, превосходный сигнал!

Уэллс неожиданно для себя рассмеялся. Сервисс отметил это, осушив одним духом свою кружку и предложив собеседнику последовать его примеру. Уэллс не смог отказаться.

— Последнее, что я слышал, — это то, что собираются установить рефлекторы на Эйфелевой башне, чтобы послать солнечный луч на Марс, — сообщил он, пока Сервисс заказывал еще пива.

— Боже правый, какое упорство! — воскликнул американец и придвинул к собеседнику очередную кружку.

— Верно, — подтвердил Уэллс, с удивлением замечая, что слова даются ему с трудом и язык начинает заплетаться. — Похоже, земляне думают, будто обитатели Вселенной способны увидеть все то, что нам приходит в голову.

— Видимо, все свои денежки они тратят на телескопы, — пошутил Сервисс.

Уэллс долго сдерживался, но в конце концов не выдержал и рассмеялся. Его смех заразил Сервисса, который вдобавок начал стучать кулаками по столу, вызвав небольшое смятение в зале и осуждающие взгляды официанта и сидевших поблизости посетителей. Такое внимание публики, однако, не смутило американца, и он с вызывающим видом стал стучать еще сильнее. Уэллс радостно смотрел на него, словно отец, который гордится забавными выходками своего отпрыска.

— Ну ладно… Так ты полагаешь, что никто не станет завоевывать нашу крошечную планету, затерявшуюся в безбрежном космосе? — подытожил Сервисс, когда немного успокоился.

— Именно. Заметь, что ничто не происходит так, как ты предполагаешь. Это почти математический закон. А потому нам, например, никогда не придется пережить такое марсианское нашествие, каким я его изобразил в своей книге.

— Неужели?

— Никогда! — решительно заявил Уэллс. — Посмотри, сколько появилось книг, посвященных контактам с другими мирами, Гарретт. Кажется, любой может написать такую. Но если бы встречи с инопланетными существами происходили в будущем именно так, как описываем их мы, писатели, то тогда мы могли бы говорить о таком явлении, как литературное предсказание.

Сказав это, он отхлебнул пива с неприятным ощущением, что произнесенная им тирада относится к разряду всего лишь экстравагантных предположений.