Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Они стояли у порога полуразвалившегося дома, между двумя еще державшимися кое-как зданиями. С обнаженных стен свешивались обрывки обоев, торчали проржавевшие гвозди, на которых давно уже ничего не висело, заметны были менее выцветшие места – там раньше стояла мебель, – где-то болтались оборванные электрические провода. Он смотрел на эти стены, стараясь вспомнить, что в прежнее время находилось внутри: книжные полки, мебель красного и орехового дерева, коридоры, выложенные плиткой, комнаты с овальными слуховыми окнами наверху, пожелтевшие фотографии, окруженные белесым ореолом, отчего фантасмагоричность их становилась еще явственнее. Не было уже ни часовой мастерской на первом этаже, ни лавок угольщика и бакалейщика на углу, не было и таверны с мраморным фонтаном посередине, рекламой водки «Анис дель Моно» и афишами коррид на стенах – а когда-то из открытых дверей этой таверны пахло вином, стойку заслоняли спины неразговорчивых мужчин, которые, склонясь над темно-красными стаканами, проводили здесь долгие часы. И не скоро еще маленького мальчика в коротких штанишках, который нес по этой улице по сифону в каждой руке или прилипал носом к ярко освещенным витринам, где были выставлены подарки к Рождеству, заберет себе море.

– Почему ты уехал? – спросила Танжер.

Голос ее звучал непривычно мягко. Кой не мог оторвать глаз от стен несуществующего дома. Он только показал рукой назад – туда, где по ту сторону города находился порт.

– Это была моя дорога, – медленно повернулся он. – Я хотел сделать то, о чем другие только мечтают.

Танжер наклонила голову, как бы говоря, что понимает и согласна. Потом глянула на Коя тем странным взглядом, каким иногда смотрела на него, – так, словно видела его впервые.

– Далеко же она тебя увела, – шепотом сказала она.

Казалось, она завидовала ему. Кой пожал плечами и улыбнулся – в этой улыбке отразилось утекшее время и не одно кораблекрушение. Намеренная улыбка, вполне себя осознающая.

– Есть такие строки… – сказал он и снова посмотрел на стены уже не существующего дома. – Я их прочитал здесь, наверху. – Без труда припоминая, Кой громко процитировал: – «„Ступай сюда, страдалец, здесь новая жизнь, не отделенная от старой виною смерти; здесь небывалые чудеса, и, чтобы их увидеть, тебе не надо умирать. Сюда, сюда! Погреби себя в этой жизни, ведь она для твоего теперешнего сухопутного мира, ненавистного и ненавидящего, еще отдаленнее и темнее, чем забвение смерти. Ступай сюда! Поставь и себе могильный камень на погосте и ступай сюда, ты будешь нам мужем!“ И, наслушавшись этих голосов, несшихся с Востока и Запада ранехонько на заре и на исходе дня, душа кузнеца отозвалась: „Да-да, я иду!“ Так ушел Перт в плавание на китобойце…»

Кой снова пожал плечами, а Танжер продолжала смотреть на него с прежним выражением, не отводя синих глаз.

– Ты стал тем, кем хотел стать. – Это был почти шепот, такой же задумчивый, как и раньше.

Кой развел руками:

– Я был Джимом Хокинсом, потом я был Измаилом, какое-то время я думал, что стал лордом Джимом… Потом понял, что никогда не был ни одним из них. И в каком-то смысле мне стало легче. Как будто отделался от докучливых друзей. Или от свидетелей.

Он последний раз взглянул на голые стены. Оттуда, сверху, на него смотрели призрачные тени: женщины в трауре, беседующие в слабеющем свете уходящего дня, масляная лампадка перед образом Девы Марии, мерный стук коклюшек, вывязывающих кружево, черный кожаный кисет с серебряной монограммой и пахнущие табаком совершенно белые усы. Корабли с поднятыми парусами, плывущие под шелест перевертываемых страниц. «Я сбежал в те места, которых уже не было, из места, которого уже нет». Он снова улыбнулся несуществующему дому.

– Как говорит Пилото, не мечтай, когда стоишь у руля.

В ответ она ничего не сказала – и вообще надолго умолкла. Вынула из сумки пачку с портретом моряка в бескозырке с надписью «Герой», достала сигарету и, не положив пачку обратно, медленно прикуривала; она не выпускала из рук этот раскрашенный кусок картона, словно он удерживал ее от собственных фантазий.

Они поужинали овощным рагу с окороком и жареной картошкой с яйцами в «Посада де Хамайка» на той стороне улицы Каналес. Здесь к ним присоединился Пилото – руки у него были в мазуте и масле, он сообщил, что локатор установлен и с ним все в порядке. Слышался гомон голосов, табачный дым слоями поднимался к потолку, по радио где-то в глубине зала пел Росио Хурадо – «Лола уходит в порты». Эта старая харчевня сильно изменилась: вместо клеенок, которые Кой помнил всю жизнь, на столах лежали новые скатерти, на стенах появились изразцы, декор и даже картины, только клиентура осталась прежней, особенно в полдень, когда здесь собираются жители близлежащих домов, каменщики, слесари из соседней мастерской и пенсионеры, которых привлекала недорогая и вполне домашняя кухня. Во всяком случае, как он сказал Танжер, наливая ей красного вина с газированной водой, уже ради одного старинного названия стоило посетить это местечко.