Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Танжер успела сказать ему несколько слов. Пилото старался зажать рану, через которую из нее уходила жизнь, а Кой склонился над Танжер. Она едва шевелила губами, говорила тихо, почти неслышно, и он навис над нею, пытаясь разобрать слова. Он с большим трудом понимал ее замирающую речь, а на полу расползалась красная лужа. «Кой, дай мне руку, – сказала она. – Дай мне руку. Ты обещал, что я не уйду туда одна». Голос прерывался, оставшаяся в ней жизнь сосредоточилась в глазах, широко открытых, распахнутых, немигающих, словно перед ними предстала безлюдная пустыня, страшная, как сам ужас. «Ты поклялся, Кой. Я боюсь идти туда одна».

Он не взял ее за руку. Она лежала на полу, как Зас в ее мадридской квартире. Пусть пройдут века, но это, наверное, единственное, чего он забыть не сможет. Он еще посмотрел, как она шевелит губами, произнося слова, которых он уже не слушал. Он огляделся: в номере все вверх дном, на столе – сросшиеся изумруды, на полу – черный револьвер, рядом все шире растекается красная лужа; спина Пилото, склонившегося над Танжер. И Кой вступил в свою собственную безлюдную пустыню: он пересек комнату, спустился по лестнице, прошел мимо тела Палермо, лежавшего посередине марша ногами вверх, головой вниз, – глаза на его акульей морде были полуприкрыты, а кровь заливала лестницу до самого низа, до ног консьержки, застывшей от страха.

Ночной воздух обострил все ощущения Коя. Опершись на парапет, он обнаружил, что рана на бедре кровоточит при каждом ударе сердца. Часы на муниципалитете пробили один раз, и корма «Феликса фон Лукнера» начала отходить от причала. В свете галогенных фонарей на его палубе Кой различил фигуру старпома – тот наблюдал, как матросы работают на полубаке. На мостике было двое, они следили, как отваливает судно. Наверняка лоцман и капитан.

За спиной он услышал шаги Пилото. Тот подошел и тоже облокотился на парапет:

– Она умерла.

Кой ничего не ответил. Внизу заверещала полицейская сирена, звук ее приближался. На причале отдали последний конец, корабль уходил в море. Кой вообразил слабый свет над приборными щитками, рулевого на своем месте, капитана, напряженно наблюдающего за всеми маневрами. Представил, как лоцман по веревочному трапу спускается в свой катер с высокого борта корабля. И корабль набирает скорость, тихо уходя в открытое море, в темном следе за кормой отражаются огни, раздается прощальный хриплый гудок.

– Я держал ее за руку, – сказал Пилото. – Она думала, что это ты.

Сирена приближалась, в конце проспекта посверкивал синий огонь полицейской мигалки. Пилото прикуривал сигарету, пламя зажигалки мешало Кою видеть в темноте. Когда глаза опять привыкли к темноте, «Феликс фон Лукнер» уже вышел в открытое море. Кой увидел, что огни корабля удаляются в ночь, и ему стало неимоверно тоскливо. Он вдыхал аромат первой чашки кофе на первой вахте, прислушивался к шагам капитана на мостике, видел спокойное лицо штурмана, склонившегося над гироскопом. Машины работают, палуба подрагивает под ногами, вахтенный офицер нагнулся над первой в этом рейсе картой, чтобы проложить курс – все равно какой, просто курс, главное – что он проложен линейкой, карандашом и циркулем на плотной бумаге, испещренной условными значками, которые описывают знакомый, понятный мир, где хронометр и секстант определяют всё, удерживая корабль на безопасном удалении от земли.

«Только бы мне вернуться в море, – думал Кой. – Только бы поскорее найти хороший корабль».

Ла-Навата.

Декабрь 1999 г.