Карта призраков. Как самая страшная эпидемия холеры в викторианском Лондоне изменила науку, города и современный мир

Как оказалось, Сноу уже размышлял о холере с этой точки зрения в течение большей части прошлого года. После того как его первая публикация в конце 1840-х годов не смогла убедить медицинский истеблишмент в правильности водной теории, Сноу продолжил искать доказательства в ее поддержку. Он издалека следил за эпидемиями в Эксетере, Гулле и Йорке. Он читал «Еженедельные сообщения о рождениях и смертях» Уильяма Фарра с такой же жадностью, с какой остальные англичане поглощали новые главы «Холодного дома» и «Тяжелых времен». Каждая вспышка заболевания давала новое сочетание переменных, новую закономерность – и, соответственно, возможность поставить новый эксперимент, который будет проходить на улицах и кладбищах, а не в тесной квартире Сноу. У ученого развились странные симбиотические отношения с холерным вибрионом: ему нужно было, чтобы болезнь процветала, чтобы получить шанс на победу. Тихие годы, с 1850-го по 1853-й, когда холера в Англии почти не проявляла себя, были хороши для здоровья страны, но оказались совершенно непродуктивными для Сноу-следователя. И когда холера вернулась с новой силой в 1853 году, он с еще большим фанатизмом стал перечитывать еженедельник Фарра, ища улики в графиках и таблицах.

Фарра в определенном смысле можно было назвать самым близким союзником Сноу в медицинском истеблишменте. Во многих отношениях их жизни развивались параллельным курсом. Фарр был на пять лет старше Сноу; он родился в бедной рабочей семье в Шропшире, получил врачебную подготовку в 1830-х годах, но в следующее десятилетие произвел настоящую революцию в использовании статистики для здравоохранения. В 1838 году он поступил на работу в недавно созданное Главное архивное управление – через несколько месяцев после того, как его первая жена умерла от другого свирепого убийцы XIX века, туберкулеза. На Фарра возложили задачу отслеживать самые элементарные демографические тенденции: количество рождений, смертей и браков в Англии и Уэльсе. Со временем, впрочем, он усовершенствовал статистику, чтобы отслеживать и менее явные закономерности. «Билли о смертности» стали издавать еще во времена чумы в XVII веке – именно тогда писцы впервые начали записывать имена и приходы умерших. Но Фарр понял, что подобные отчеты будут намного ценнее для науки, если в них включить дополнительные переменные. Он устроил длительную кампанию, призывая врачей и хирургов по возможности сообщать точную причину смерти из списка двадцати семи смертельных болезней. К середине 1840-х годов в его докладах указывались не только причины смерти, но и приход, возраст и профессия умерших²⁵. Врачи, ученые и службы здравоохранения впервые в истории получили надежную обзорную точку, с которой можно было отслеживать распространение болезней в британском обществе. Без еженедельника Фарра Сноу безнадежно застрял бы на уровне улиц – россказней, слухов и непосредственных наблюдений. Он, конечно, все равно смог бы разработать теорию холеры, но убедить хоть кого-нибудь еще в ее правильности было бы почти невозможно.

Фарр был человеком науки и соглашался со Сноу в том, что статистика может пролить свет на многие медицинские загадки. Но в то же время он во многом соглашался и с лагерем миазматистов и использовал статистику из «Еженедельных сообщений», чтобы подкрепить их взгляды. Фарр считал, что главным предсказательным фактором загрязнения окружающей среды является высота: люди, живущие в зловонном тумане, висящем вдоль берегов, с большей вероятностью заболеют холерой, чем те, кто живет в более разреженном воздухе, скажем, Хэмпстеда. Так что после эпидемии 1849 года Фарр начал составлять таблицы заболеваемости холеры по высоте над уровнем реки, и цифры действительно показывали, что чем выше вы живете, тем в большей безопасности находитесь. Это оказалось классическим случаем корреляции, которую спутали с причинно-следственной связью: плотность населения более высоких районов была меньше, чем на людных улицах, идущих вдоль Темзы, а благодаря удалению от реки они с меньшей вероятностью пили ее загрязненную воду. Более высокие районы были безопаснее, но не из-за отсутствия в воздухе миазмов, а потому, что вода в них была чище.