Один, самый счастливый, был у меня точно. Последнее время я все чаще стал о нём вспоминать. Дело в том, что в мае мне исполнилось 75 лет. За прошлый год я напивал новую книгу – «Словарь для Ники». И сейчас, к началу осени, стал впервые чувствовать себя полностью соответствующим своему возрасту, обесточенным. Самые элементарные вещи начали даваться с трудом. Ничего у меня не болело. Но я потерял сон. Несвойственная мне вялость сковывала движения. Все чаще хотелось прилечь.
«Ты просто устал от работы», — говорили одни, – «Тебе нужно бы послушаться врачей, поплавать в море».
«Начал сказываться возраст», — беспощадно утверждали другие, — «Это в порядке вещей. Выходишь на финишную прямую…»
Все во мне протестовало. Нет, я не собирался сдаваться! Я помнил об эксперименте, который поставил на самом себе лет двадцать тому назад.
…А теперь, читатель, следи особенно внимательно за тем, что тут будет сказано.
Возможно ты уже слышал о так называемых «биологических часах». О том, что время жизни каждого организма ограничено. И когда «завод» этих незримых часов кончается, наступает смерть. Так вот. Одна женщина – Татьяна Григорьевна, потрясшая меня в своё время неожиданными, поистине ошеломляющими знаниями, открыла мне в частности тайну этих самых «биологических часов».
Оказывается, их можно перевести назад! И таким образом вернуться в молодость! Продлить себе жизнь.
Для этого нужно было вспомнить самый счастливый день своей жизни. Во всей его конкретности. И регулярно, как минимум неделю, заново переживать его.
Ни зарядка, ни бег трусцой, ни лекарства с диетами якобы в сравнение не шли с этим способом омоложения.
Тогда мне было «всего» пятьдесят лет. Скептик по натуре, я не имел никаких оснований не верить Татьяне Григорьевне.
И решился. Выбрать самый счастливый день оказалось довольно просто. Как поглядишь, слишком мало таких дней набирается в жизни.
С точки зрения стороннего наблюдателя, это должно было показаться довольно странным. Каждое утро в течение недели меня можно было видеть сидящим с прикрытыми глазами. В воображении я, как когда-то в молодсти, впервые выходил на вёсельной лодке из устья реки в открытое море. Чувствовал ладонями рукоятки весел, сопротивление воды их гребку. Ощущал свежесть ветра, нежное тепло встающего из-за гор солнца. На второй день занятий стало слышно, как позванивает под килем волна, крики чаек…
К концу недели я заметил, что действительно гребу несуществующими вёслами, действительно взбухают бицепсы. И свежесть того далёкого морского утра не оставляет меня. А сон стал крепок.
Уже не упомнить, какое событие вышибло из становившегося привычным ритма этих прекрасных упражнений.
Те, кто не знал о моих занятиях, с удивлением говорили о том, что я помолодел. Один даже сказал не без зависти: «Ты неприлично хорошо выглядишь».
Так я и законсервировался. За эти годы одну за другой написал лучшие свои книги. Женился. Когда мне было 68 лет, у нас родилась дочка Ника.
И только теперь мои «биологические часы» снова стали приостанавливаться. Как приостанавливался этот экспресс на немногочисленных, почему-то безлюдных, станциях, названия которых, к моей, досаде, не объявляли по поездному радио.
За окном вагона как-то разом смерклось. По времени, примерно через час, я должен был прибыть на место. Студенты проснулись. Они доедали свои запасы. Снова любезно предложили хотя бы выпить кофе, попытались разговориться. Но моего знания итальянского было недостаточно.
Я допивал кофе из пластикового стаканчика, когда стеклянная дверь отъехала в сторону, и в купе шагнул контролёр в щеголеватой форме.
Студенты по очереди предъявили билеты. Я тоже извлёк свой из нагрудного карманчика рубашки с короткими рукавами.
Прощёлкав компостером их билеты, контролёр взял мой, с недоумением вгляделся в него, посмотрел на меня…Все же щёлкнул компостером.
— Скоро Барлетта? –спросил я, почуяв неладное.
— Барлетта нон стоп, — ответил контролёр. – Не останавливается.
За окном зашумел ливень. Стало темно, как ночью. В вагоне зажёгся свет. Контролёр вышел из купе.
Студенты теперь смотрели на меня, как на отверженного.
«Как же так? — лихорадочно проносилось в голове. – Я брал билет до Барлетты. Дважды повторил по–итальянски и по–английски. Кассир меня, несомненно, понял».
Нужно было что-то делать.
«С этими русскими всегда какой-нибудь криминал», — сказала по–немецки девушка своему студентику.
Я выдернул сумку из-под сиденья и ринулся из купе в тамбур. Полыхала гроза. Потоки вод низвергались в мигающем свете молний.
«Ехать со всеми до Бари? Там купить билет и возвращаться? А как же Донато, который сейчас уже едет встречать меня в Барлетте?»
Ливень и грохот громов как обрезало. Поезд мчался в тоннеле.
…На первой же остановке я вылетел из вагона вместе со своей сумкой. Экспресс тут же угрохотал. А я остался на слабо освещённом фонарями перроне станции Pescara.
Здесь было сухо. Абсолютно сухо. Зону грозы отрезало отрогом хребта. Какой-то человек в комбинезоне катил по платформе громыхающую тележку с баком, куда он выворачивал содержимое стоящих у скамеек урн.