Я подошёл к нему и, тщательно подбирая итальянские слова, задал два вопроса:
— Когда придёт поезд, на котором можно доехать до Барлетты? С какой платформы он будет отправляться?
Уборщик взглянул на электрические часы, висящие под кровом платформы, подумал и с пугающей неопределённостью ответил, что поезд, возможно прибудет минут через двадцать–сорок. А все такие поезда отправляются именно с этой платформы.
Слегка ободрённый тем, что останется не так уж много ждать, я решился и в наглую спросил нет ли у него мобильного телефона.
Телефон был! Мало того, мне повезло сразу дозвониться до дона Донато.
— Как это могло получиться? Впрочем, у нас на юге всегда проблемы с железными дорогами. Не беспокойся. Сядешь в другой поезд – позвони. У меня начнётся месса. Не я, так кто-то из наших друзей, кого ты знаешь, тебя встретит.
Я с благодарностью вернул телефон владельцу, и тот загромыхал со своей тележкой куда-то в конец длинной платформы.
Дул холодный, совсем не итальянский ветер. Я опустился на скамью, поёжился, взглянул на свои наручные часы. И как молнией пронзило: время на них и на тех, что висели над платформой разнилось на два часа!
Прилетев в Италию, я позабыл перевести стрелки на два часа назад! Потому и ворвался не в свой поезд. Итальянская железная дорога была ни в чём не виновата.
Это упущение было явным следствием все той же моей обесточенности.
«Катастрофа! — зло сказал я себе. – Старость. Склероз. По прибытии в Барлетту немедленно, завтра же, нужно будет снова вспомнить и пережить самый счастливый день. А может быть, пока не поздно, взяться за дело кардинально: вспомнить и пережить все самые счастливые дни вплоть до детства. Буду упражняться всё время пребывания в Италии. Переводить назад стрелки своих «биологических часов». Никаких развлечений. Только море. И две недели сосредоточения. Тем более судьба в лице дона Донато делает такой щедрый дар безмятежного существования.
Дорогие читатели, сейчас многие из вас подумали о том, что я слегка спятил. Что цель моя и самый способ её достижения невозможны.
Посмотрим.
Если вы читали мои предыдущие книги – поймёте, на чём была основана моя надежда.
…Издали послышался перестук колёс, лязг вагонных сцепок. К платформе задом подкатил и замер какой-то обшарпанный и совершенно пустой состав.
Я встал со скамейки и подошёл к раскрытой двери ближайшего вагона.
«Мой ли это поезд?» — растерянно думал я. – «Нет ни одного пассажира…А если он двинется в обратном направлении?»
Но тут на платформе появились два господина с атташе–кейсами и направились к одному из вагонов.
Я добежал до них, расспросил, удостоверился, что этот поезд через пять минут действительно отправляется в нужном мне направлении, что они и сами едут в Барлетту.
Я увязался за ними. Только оказавшись в вагоне, почувствовал, как подмёрз в своей летней рубашке. И как голоден. Ведь кроме нескольких глотков кофе во рту, как говорится, маковой росинки не было с того времени, как я летел в самолёте.
«Подозрительный тип», — подумал один из этих джентльменов, когда поезд тронулся, и я в качестве профессионального попрошайки спросил, нет ли у него мобильного телефона?
Нехотя дал. Так я в третий раз созвонился с доном Донато.
И вот за окном останавливающегося поезда проплыла ярко освещённая надпись. Белыми буквами по синему фону – Barletta.
Я вышел со станции на небольшую привокзальную площадь, где стоя под фонарём, у машины ждал посланец Донато – мой давний знакомый Рафаэль.
Закончились мои железнодорожные злоключения. Началось то, что я позже назвал «путешествием вверх по течению реки Времени».
2.
В сон пробилось отдалённое треньканье колокольчика. Такое, как в школе моего довоенного детства, когда звонили, возвещая о начале и конце урока.
Казалось, я ещё ребёнок, ещё живы мама и папа…
Всем знакомо это шаткое равновесие между сном и бодрствованием.
Потянулся затёкшими руками. Несколько секунд хлопал ресницами. Увидел отсвечивающие лучами рассветного солнца стекла высокого книжного шкафа, знакомый письменный стол, окно, распахнутое в голубизну итальянского неба. Глянул на часы, почему-то не снятые с руки. Было шесть тридцать.
И только тут с отвращением обнаружил, что спал поверх одеяла.
Вскочил, умылся, достал из сумки спортивные брюки, белую футболку, заботливо уложенные женой, переоделся, снял с вешалки в ванной большое махровое полотенце, перекинул его через плечо и быстро направился длинным, круто изгибающимся коридором в сторону кухни.
Донато – высокий, стройный, в свежей лимонного цвета рубашке с воротником–стоечкой, в чёрных, тщательно отглаженных брюках, наливал в этот момент кипяток из сверкающего металлического чайника в чашку с опущенным туда пакетиком.
— Чао! – сказал он. – Ты ведь знаешь, мы, итальянцы, не пьём чай. Специально для тебя купил чайник и коробку пакетиков «Пиквика». Вот брускетты, — он пододвинул ко мне накрытую салфеткой тарелку. – Бон аппетито!
Рядом стоял большой старинный колокольчик.