Карта родины

Легко представить, что от Псоу до Нового Афона можно провезти какого-нибудь японца или француза и он не почувствует, что тут была война. Редкие обгоревшие дома — но, может, это пожары. Редкие зияющие окна — но, может, недостроили. У дороги ржавый остов бронетранспортера — но, может, в стране такие трактора. Можно не обратить внимания на грубо намалеванные надписи на воротах: «Нахапетян», «Арзуманян» — это страховались местные армяне, русских и так отличат, а их могут спутать с грузинами. Можно пропустить мимо ушей слова гаишника: «Приезжайте, „Псоу“ пить будем. Правильно, и „Букет Абхазии“ пить будем. А вот это неправильно — „Цинандали“ пить никогда не будем». Можно не заметить аккуратно замазанную на дорожных указателях букву «и» в слове «Сухуми». Вчерашняя история утопает в гуще магнолий, акаций, платанов, цветущих катальп. История плотно покрыта ошеломляющей красотой, сравнимой, возможно, лишь с Лазурным Берегом. Но что тогда может подумать японец или тот же лазурный француз — что было тут, отчего великолепие безмолвно и пусто? Эпидемия? Нейтронная бомба? Съемки фильма «На последнем берегу»?

Из памяти не вынуть ту звенящую спираль жизни, которая раскручивалась в этих местах, в этой опустевшей стране, оттого и жуть. Сколько хватает взгляда — никого на июньском пляже. Его заполняют призраки тел, пляжных и еще более неподвижных, а вместе с камешками можно собирать гильзы. Две трети населения — грузины — покинули эти края. Коровы не боятся автомобилей. На заправочной станции под бывшей неоновой, в человеческий рост, вывеской «Petrol» лежит черный козел с мефистофельским профилем. В Пицунде Дом творчества кинематографистов бешено зарос плющом, затянувшим окна и двери. У заколоченного кинотеатра в Гагре — выцветшая афиша: фильм «Холодный ангел», ГДР. Что это такое — ГДР, когда это? Почему холоден ангел? Тут, в Абхазии, совсем другое кино.

БЕЛОРУССКОЕ ОРУЖИЕ

В городе с уменьшительным именем Лида сделали привал. Посмотрели замок XIV века, съели что-то картофельное, выпили отвратительного местного пива по горячей рекомендации моего спутника. Он вообще разнообразил эту поездку на торжественную церемонию ядерного разоружения Белоруссии. Когда мы утром встретились неподалеку от моей гостиницы у Тэатра лялек, обещавшего спектакли «Кот у ботах» и «Тры парасяци», он начал разговор о деньгах так: «Чтобы вопросы отпали для понимания…».

Нанятый как, водитель собственных «жигулей», оказался доцентом, кандидатом исторических наук, и все двести километров от Минска до глухих лесов за Лидой рассуждал о белорусской государственности. Я сказал: «Вы имеете в виду Белорусскую народную республику, которая была после революции? Но это же меньше года». Доцент поерзал, приосанился и спросил: «А что такое, по-вашему, было Великое княжество Литовское? — По-моему, литовское княжество». Тут началось то, с чем потом приходилось встречаться постоянно. Любимая идея нынешних националистов: Великое княжество Литовское — национальное белорусское государство с белорусским государственным языком. На деле правящая династия и элита там были литовские, языком общения, по всей видимости, — кривичско-дреговичский диалект. Но правда ведь не в истории, а в идеологии. Мы допили пиво, доцент сказал: «Сейчас бы ухи. Я два дня ухи не поем — дурной делаюсь».