Карта страны фантазий

В 1954 году журнал «Знание — сила» выпустил специальный номер, посвященный полету на Луну, не о приключениях людей на Луне, а о принципах полета. Там были статьи о двигателе, трассах, материалах, об условиях жизни на несуществовавшем тогда космическом корабле. Были расчеты, графики, схемы. И никаких приключений. Присочинять их было бы неуместно.

Выходили и целые книги, посвященные техническим средствам осуществления мечты, например «Путешествие в будущее» В. Захарченко и «Репортаж из XXI века» М. Васильева и С. Гущева. Возможно, что и научно-популярным студиям легче было бы начинать движение к фантастике именно в этом направлении. Для начала не затруднять себя сложным сюжетом, столкновением характеров, честно рассказать о планах ученых, сделать макеты и показать их в действии.

Я говорю не вообще о кинематографе, а только о научно-популярных студиях.

Почему, кстати говоря, нет у нас серии научно-популярных фильмов «Наука и техника в 1980 году»?

Третье превращение приема в тему происходит с героями.

В сказке затаенные мечты выполняет волшебник, нередко — сверхъестественное существо. Угрюмые месяцы тасуют времена года, помешивая жезлом в костре. Хрустальные башмачки приносит Золушке фея.

Пожалуй, трудно говорить об образе феи, о ее характере. Фея — это Нечто, выполняющее желания. Роли месяцев в пьесе-сказке Маршака третьестепенные, хотя она и называется «Двенадцать месяцев».

Но когда волшебную палочку заменяет аппарат, препарат или лучи Икс, на место феи становится седобородый профессор (желательно, отец красавицы дочки). Его функция может быть и чисто служебной, ему даже разрешается умереть в прологе и завещать свое открытие потребителям.

Однако, в отличие от фей, профессора-изобретатели существуют в действительной жизни и способны заинтересовать читателя-зрителя не только как дарящие, но и как творящие лица. Но если творец становится главным героем, получается совсем иное произведение: не о заманчивой мечте, а о том, как она воплощается.

Превращение призрачной феи в главного героя можно проследить у одного и того же автора, например Уэллса.

В рассказе «Новейший ускоритель» изобретатель — типичная фея. Он профессор вообще. Его дело принести в мир открытие, которое и испытывает на себе герой.

В «Машине времени» изобретатель — фея, а кроме того, — авторские глаза. Он садится на машину времени, посещает будущее и рассказывает о том, что видел там.

В «Острове доктора Моро» роль авторских глаз отдана отдельному герою — Прендику. Он — свидетель, удивленный и возмущенный. А доктор Моро — фея, и не добрая, а злая и не безликая. Это фея с характером и своей судьбой.

И, наконец, «Человек-невидимка» весь посвящен судьбе изобретателя. Условный сказочный персонаж превратился в главное действующее лицо.

Еще одно — четвертое по счету — превращение приема в тему происходит со временем действия.

Сказка, как правило, относила век чудес в далекое прошлое. «Давным-давно, в стародавние времена…». «Некогда, при царе Горохе…».

Однако научная фантастика редко заглядывает в древние времена. Историю мы уже знаем достаточно хорошо, современный читатель не поверит, что люди когда-то по своему усмотрению умели превращать зиму в лето, летать на планеты, использовать термоядерную энергию. Читатель спросит: «Когда это было? В каком веке, в античном Риме или в Вавилоне?» И усомнится. Едва ли халдейская техника, основанная на бронзовых орудиях, могла превзойти нашу.

Лишь две темы постоянно связаны с прошлым: гибель Атлантиды и визит гостей из космоса. Наведались и улетели, следов почти не оставили, считали вмешательство в чужую жизнь неуместным.

Настоящее применяется в фантастике нередко. Как время действия оно имеет свои достоинства и недостатки.

Достоинство в убедительности. Изображая настоящее, легко создать общий колорит достоверности, как это и делал Гоголь в повести «Нос», а Бальзак — описывая Пале-Рояль и антикварные лавки на набережной Сены. Но далеко не всякая научно-фантастическая тема сочетается с сегодняшним днем. В настоящее вмещается безболезненно фантастика местная, локальная, ограниченная, затрагивающая немногих людей. Читатель может еще допустить, что у одного чиновника сбежал нос, но не рассказывайте ему, что в Петербурге все люди стали безносыми. Поверит, возможно, что в Германии есть доктор Фауст, чьи желания выполняет черт, но не пишите, что Германия — это страна, которую в качестве посыльных обслуживают черти.

Даже у рассказчика локально-ограниченной фантастики современный читатель может спросить:

— Исчез нос у чиновника? Почему об этом не писали газеты?

— Человек сумел стать невидимкой? Почему не было статей в научных журналах? Где сообщения о предварительных опытах?

И автору приходится подыскивать оправдания.

Самое распространенное из оправданий: открытие было, но утрачено. Последствий не было, рецепт утерян, следов не осталось, проверить нельзя….