Карта страны фантазий

Либо фантастическое орудие надо прилагать к некоторому фантастическому препятствию, лучше — для обычных средств неприступному. Фантастическое препятствие подобно девятиглавому дракону в сказке. Оно гиперболизирует трудности и увеличивает заслуги победителя. Труд водолаза вызывает уважение, но насколько героичнее научно-фантастический огнелаз, нырнувший в жерло вулкана или даже в недра Солнца!

Либо нужно уступить аппарату, согласиться с присущей ему темой. Тема эта — не героическое приключение, а мечта о могуществе. Но мечта — это иной раздел фантастики, у него и задачи иные. О мечте разговор в следующей главе.

О космических ковбоях и космических мушкетерах

Составляя эту главу, я не без труда подбирал примеры. В советской литературе чисто приключенческая фантастика — редкость; как правило, приключения играют подсобную роль. Иначе на Западе. Потоки авантюрной литературы перехлестнули там в фантастику без ограничений и без оснований. Перехлестнули простейшим способом: место действия приключений механически было отнесено в космос.

Так американский вариант колониального романа — horse-opera (у нас он называется «ковбойским», но точнее было бы перевести «лошадиная опера») — превратился в spice-horse-opera, т, о. «космическую лошадиную оперу». В ней вместо ковбоев — космонавты, но столь же лихо скачущие по планетам, чтобы выручить своих невест или добыть сокровища. А вместо «кровожадных» индейцев выступают BEM (даже термин появился- «BEM»: bug-eyed-monster, т. е. жукоглазый монстр). В нашей печати публиковался остроумный рассказ Э. Гамильтона «Невероятный мир» — едкая пародия на сочинителей жукоглазых. Герои его — земные космонавты, — прибыв на Марс, встречают там жуткое скопище уродцев. Оказывается, все они — материализовавшиеся фантазии американских сочинителей, все — смешные, безграмотно-нежизнеспосабные и бессмысленно злые. И, мстя за свои мучения, марсиане теперь сами начинают писать романы, населяя такими же безграмотными чудищами Землю.

Впрочем, сам Гамильтон отдал дань другой разновидности массового приключенческого чтива, написавши книгу «Звездный короли», образцовую pick-and-parry-opera (я бы перевел этот термин, как «мушкетерская опера»). Сюжет ее таков:

Безработному бухгалтеру Джону Гордону предлагает обменяться душами ученый историк из тридцатого столетия, он же — принц Средне-Галактической империи. И вот Джон оказывается в теле этого принца и в далеком будущем. Техника сногсшибательная: сверхсветовые скорости, уничтожение звезд и самого пространства… Но идет война королей, баронов, императоров за владычество над созвездиями, плетутся дворцовые интриги, организуются политические убийства и похищения.

Написана повесть лихо, читается взахлеб, откладывается с усмешкой. Потому что все это сочинено только для развлечения. Бароны и короли — далекое прошлое для Запада, американцы вовсе не мечтают о феодализме. Но читать про мушкетеров занятно — так прочтите про мушкетеров в космосе.

Космические ковбои и жукоглазые дикари, космические короли и мушкетеры были любимыми героями американского читателя в 20-х годах. Но они были бездумными героями, а кризис заставил рядового американца всерьез задуматься о подлинной жизни. И в 30-х годах «космическая опера» пошла на убыль. Позже это отразилось и в кинофантастике.

Западная кинофантастика развивалась параллельно, но в соответствии со спецификой кино. И важную роль играл изложенный выше принцип: «Марсианина на Земле легче изобразить, чем человека на Марсе».

Поэтому мушкетерская опера так и не перешла в космос. Подражатели Д'Артаньяна продолжали фехтовать при дворах земных Людовиков на фоне земных декораций.

Не пришли на экран и толпы жукоглазых уродцев. «Марсианина легче изображать на Земле…». Монстры кинематографические были, как правило, земными и не жукоглазыми.