– Ты ее
– Да, – подтвердил я, – определенно.
– Она на это напрашивалась с четырнадцати лет.
– В смысле, потому что мотоцикл у нее в этом возрасте появился?
Лидия держала сигарету в паре сантиметров от лица так, словно собиралась ткнуть ею во что-то перед собой.
– Джим, верно? Джим, мотоциклы есть у многих подростков. Но это не приравнивает их к Эдриен.
– Вы меня знаете?
– Да.
– Извините, что не представился.
– Ничего страшного.
– Вы меня только что узнали? – Мы подъезжали к «Макдоналдсу».
– Джим, ты один явился с
Мы встали в разные очереди, чтобы посмотреть, кто придет первым. Со всех сторон нас окружали детишки, которых водили сюда в последние деньки перед детским садом их мамы, они разглядывали «хеппи-милы» или сидели за столиками, сжавшись в ожидании. Меня в детстве тоже водили в этот «Макдоналдс». Мальчишка, стоявший ко мне ближе всех, размахивал руками, как ветряная мельница. По пути сюда я изучил и корпоративные эмблемы, украшавшие горы, у подножия которых пролегала дорога: «Оу-Джи-энд-И», «Хилти», «ПеннУэлл»: с тех самых пор, как я научился читать, эти логотипы утомляли меня своей бессмысленностью.
Лидия оплатила покупки и вручила мне два пакета с масляным дном. «И проверь, ничего не перепутали?» Я сел в машину и, согнув спину, принялся рыться в пакетах, а Лидия спросила, что я делал после того, как перестал встречаться с Эдриен. Машину она даже не завела.
Я рассказал, что закончил колледж, передружился со всеми преподами, и все они написали мне рекомендательные письма, чтобы я мог найти работу в Нью-Йорке. На журнале она попросила остановиться подробнее. Я сообщил, сколько зарабатываю.
– По факту я фрилансер, хотя это бред: я все равно должен ежедневно таскаться в офис и сидеть там с утра до вечера. Но так в наши времена все устроено, – я думал, что ей это будет интересно. – Если не считать тех, кто изучал финансовое дело, почти никто из моих знакомых по колледжу не получил работу с пособием. С ходу вообще никто в голову не приходит.
– Тебе повезло. У тебя весьма престижная работа.
– Потому я и не могу оттуда уйти. Да?
Она снова закурила и как будто задумалась, так что я решил приступить к картошке.
Я попытался зажать ломтик в губах, как сигарету. Я посасывал его, и через какое-то время он в кои-то веки стал действительно похож на картошку. Дым от ее сигареты тянуло в мое окно, прямо передо мной плыла густая струйка, и я принялся рубить ее своим ломтиком. Струйка разбилась, часть дыма опустилась вниз и смешалась с золотой пыльцой на картошке.
– Поедем?
Вместо ответа последовала очередная долгая задумчивая затяжка. Бледная корочка тонального крема блестела на жаре.
– Я обрадовалась, когда Эдриен начала с тобой встречаться, – заявила Лидия. – Я подумала: о, я ее недооценивала! Теперь повзрослеет, пойдет в колледж.
– Ну, для этого она была слишком умна. Если бы она пошла в колледж, это была бы уже не Эдриен.
Лидия улыбнулась.
– Вы несправедливы по отношению к Эдриен.
Я вынул картошку изо рта. Мне захотелось вести себя, как настоящий взрослый человек, если это еще было возможно.
– В колледже бы все изменилось, – Лидия вытянула руку, – все.
– Но вы же не станете уверять, что эта авария связана с отсутствием у Эдриен образования.
– Да, уж извини, Джим. Но так и есть. Именно так и устроена жизнь. Ты либо развиваешься, либо деградируешь, – Лидия выпустила клуб дыма и устало продолжила: – Этот несчастный случай является логическим следствием выбранного ею жизненного пути. Ты расстроен. Но пойми, я знаю Эдриен с самого детства. Я как будто бы в замедленной съемке наблюдала ее крах.
Эта женщина была очень убедительна. Она ярко жестикулировала, говорила в ровном темпе, как опытный оратор, прижимаясь копной волос к подголовнику; и как будто бы увеличивалась в размерах.
Наконец, Лидия завела мотор.
– То, что я приехал сюда на лето и начал встречаться с Эдриен, – одно из моих самых серьезных достижений.
– Но ты не остался.
– Нет. Смелости не хватило.
– Жалеешь об этом?
Я перевел взгляд на коричневый забор «Макдоналдса».
– Иногда бывает.
Она повернулась назад и начала выезжать.
– Джим, тебя ждет счастливая жизнь. А ее – нет. Вот все, что тут можно сказать, да больше ничего тебе и знать не надо.