Читаем Карта Талсы полностью

Я хотел пройтись нашим старым маршрутом. Спустившись из пентхауса и миновав фойе, я вышел на ночную улицу, а тогда, в девяностых, мы вместе выходили утром, при свете дня. А еще входная дверь показалась какой-то легкой, я даже испугался, что могу ее сломать. Я вышел на середину улицы и задрал голову вверх, ожидая, что небоскреба не увижу. Я хотел сразу лишить себя всей Талсы. Но черные башни так и стояли на своих местах, да и улица осталась опорой под ногами. Все это было реальным, а скучные районы вокруг – еще реальнее.

На поперечных улицах ветер бушевал, как ураган из пустыни – и несся дальше в западную Оклахому, Техас и Мексику. Я вспомнил, как выглядели небоскребы из окна родительской машины: словно легкие моего родного города, яркие и горящие. Двигатель известного мне тогда мира.

Значит, Эдриен была нужна мне как память. Узнав, что я родом из Талсы, люди ждали от меня рассказов, да и сам я, бродя по Восточному побережью, искал в себе определенную глубину. Я с самого раннего детства верил в себя. Но всегда держал это в тайне. Когда мы с Эдриен встретились, я был готов для нее. Но как только я перенял у нее все нужное, чтобы вернуться к собственной жизни, я сразу же это и сделал, и создал молодого человека, который лишь носил Эдриен, ее образ, в своем сердце. А в эти выходные мне захотелось вернуть Эдриен самой себе.

Но она умерла, так что мне придется хранить ее в себе вечно.

Я пересек рельсы, даже не взглянув на «Центр вселенной», вместо этого я спрятался между складов Брэйди. Когда я скитался тут за день до этого, до этих улиц я не дошел. И вот теперь я оказался здесь, в темноте они казались точно такими же, какими я оставил их пять лет назад. На другом конце улицы шумели посетители бара, но я поспешно прошел мимо; добравшись до двери, которая вела в студию Эдриен, я встал к ней спиной и огляделся по сторонам. Ключ с длинными зубцами все еще входил в замок – я поспешно взлетел вверх по лестнице – все на том же месте висел фонарь на веревочке.

Даже батарейки работали. Я зажег его возле сердца, и меня охватила паника. Мне казалось, что я все равно что место преступления осматриваю. Мольбертов я не увидел, только старое музыкальное оборудование. Брошенный микрофон покрывался пылью. Наконец я нашел лампу. Включив ее, я увидел стойку с одеждой на вешалках, шорты цвета хаки с высокой талией, по меньшей мере три-четыре пакета из химчистки. Я проверил квитанции на этих пакетах: всего недельной давности. Тут я увидел кровать. Интересно, в какой момент Эдриен решила, что тут можно спать. Мы никогда этого не делали. Это было ее поражением, послаблением. Верхняя простынь, скрутившись, свисала с края, как веревка, подушки оказались на полу. Я не успел сдержать свой импульс, наклонился и дотронулся до одной из них, подняв одной рукой, как профессиональный баскетболист берет мяч.

Я заправил постель. Это была дань скорби. А также повседневный ритуал, которым Эдриен всегда пренебрегала, пока была жива. Идеально. Я взбил подушки, но не знал, куда их деть, так что положил обратно на пол, потом натянул наматрасник, расправил простынь. Идеально вровень. Потом положил подушки, накрыл их одеялом и обошел все углы, чтобы поправить одеяло и проверить, не съехала ли простынь. Идеально. Идеально.

Вскоре кто-нибудь придет сюда за вещами Эдриен – и, увидев аккуратно заправленную постель, если они вообще знают Эдриен, они поймут, что это не она заправляла. И что, возможно, тут побывал я, – и тут я заметил на столике возле кровати баночку «Эдвила»[22] и еще один пузырек от лекарства, на этот раз довольно старый, он был набит травкой, а имя на наклейке было напечатано еще на матричном принтере: «Букер, Эдриен». Значит, она так и не стала знаменитой. Я лениво открыл ящик, и из него на меня уставилось дуло револьвера.

Я взял его в руки. Он что, все это время был снят с предохранителя? Я посмотрел в патронник. Три пули. Я согнулся и заплакал. Именно столько и должно было остаться после того, как мы стреляли по окну.

Потом я вытянул руку и прицелился: это будет салют. Извинение. Видимо, для красивых поступков я уже слишком стар. Делая вид, будто целюсь, я водил рукой, направляя пистолет на окно, на преломлявшийся в нем уличный фонарь. Потом я положил пистолет на колени и вынул все пули.


Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза