К р о т к ов. Вы, стало быть, примерный и законопослушный гражданин. Неужели вы, господин Каргин, всерьез считаете, что опасность в наши дни грозит исключительно бандитам и неплательщикам налогов? Я не стану утомлять вас рассказами о трудностях и неприятностях, подстерегающих тех, кто не находит с нами взаимопонимания…"
«Черт побери, как этот Каргин умудрился слово в слово все запомнить? Он что, конспектировал? Помедленнее, пожалуйста, я записываю…» Грязнов пролистнул пару страниц, не утеряв нити повествования.
«…К р о т к о в. Вам, наверно, небезынтересно будет узнать, что случилось с возомнившим о себе бог весть что господином Гнедковским из гостиницы „Мир“, слыхали про такого?… Очень нескромный был человек, пришлось вразумить его раз и навсегда. Поймите, мы не можем и впредь допустить прецедента, чтобы кто-нибудь безнаказанно проигнорировал наши предложения. Это совершенно незыблемый принцип комиссии по борьбе с мафией, и не советую вам пробовать его поколебать…»
Далее следовали заявления еще двух бизнесменов, пострадавших наравне с Каргиным. Эти по крайней мере не упражнялись в литературных изысканиях.
Большую часть материалов составляли данные о злоупотреблениях в сфере строительства жилых домов и различных городских сооружений по заказу московских властей. Копии писем Герасимца в городское управление архитектуры, акты приемки зданий, докладные о приписках и недоделках… «Тра-та-та тра-та-та», – Грязнов пытался заставить себя разобраться хотя бы в паре строительных бумаг, но их содержимое упорно ускользало, сливаясь в неразжевываемую словесную жвачку, из которой невозможно извлечь рациональное зерно. «Все, – решил он. – Не могу, не хочу и не буду! Дорогу молодым и даже не моим!»
Затевать деятельность, имеющую своей целью арест депутата, представлялось пустой тратой времени. Все равно коллеги в обиду не дадут. Они тоже не желают создавать прецедент. Другое дело – Кротков с его долбаной группировкой. Этого можно и должно взять за задницу и поместить в камеру, где ему самое место, пока он, чего доброго, не пустился в бега или не пролез в депутаты в своем Домодедове.
Распределив по сложившейся за последние дни традиции вновь поступившие материалы среди заваленных ворохом компромата подчиненных и отправив часть из них, представляющихся наиболее запутанными, в адрес Школьникова, Грязнов принялся обдумывать стратегический вопрос. Формулировался он так: брать Кроткова сейчас, не дожидаясь, пока его пришьют таинственные недоброжелатели домодедовской группировки, или продолжать копать под него, пока не наберется верняк? Взвесив все «за» и «против» и придя логическим путем к ничьей, он принял волевое решение: брать этой ночью на рассвете, в лучших традициях НКВД. После чего дал соответствующую команду по формированию опергруппы и едва успел положить трубку телефона, как тот немедленно ожил. Это был Турецкий.
– Слава, ну что слышно? Разгребаешь? Ясно. А как твой призовой «БМВ», еще бегает? Шучу. Поскольку ты на колесах, может, заскочишь за мной в конце дня?
ТУРЕЦКИЙ
26 февраля, вечер
Турецкий чихнул и вышел из крохотного супермаркета в Сокольниках (кто догадался его так обозвать?) с огромным пакетом в руках и в сто первый раз пожалел, что отпустил сегодня служебную машину. Его собственная «пятерка» давно и прочно стояла на приколе. Об этой груде металла не хотелось даже вспоминать. А напрягать Грязнова по всякой ерунде стало уже неприлично. Слава, конечно, деликатно молчал, но можно было не сомневаться, что этот вечер он планировал провести вовсе не личным извозчиком, пусть и у своего ближайшего приятеля. Впрочем, подумал Турецкий, надо же когда-то и новую тачку обкатывать. Так почему же не коротая время с упомянутым ближайшим приятелем?
Грязнов, не надевая куртку, дабы продемонстрировать окружающим отличный новехонький твидовый пиджак, вышел из машины и помогал какой-то молодой женщине в синем клетчатом пальто втолкнуть на крыльцо шестиэтажного кирпичного дома коляску тех же рисунков. Турецкий удивленно заметил, что почему-то даже вдвоем они это сделали с немалым напряжением. А может быть, у них завязался задушевный диалог? Турецкий подошел к Славе…
Дзынь. Звук выстрела был искажен городским шумом и замысловатой акустикой переулка. Женщина в клетчатом пальто рухнула наземь, протягивая руки к коляске. Грязнов бросился к ней на помощь и тоже упал, получив следующую пулю в правую руку. Дзынь. Дзынь.
Турецкий отшвырнул свой объемистый пакет (двести семнадцать тысяч, пардон, двести семнадцать рублей – продукты на неделю), впихнул обоих в подъезд. Слава левой рукой швырнул ему пистолет и ею же попытался втянуть за собой коляску…
Дзынь. Дзынь. Дзынь. Коляска перевернулась, и на землю посыпались банки консервов.
«Какого черта он отдал мне оружие, что он делает?!»
Стрелять могли только из окна или с крыши этого же дома. Турецкий снова выскочил на улицу и прыжком упал за ближайшее дерево.