Картель правосудия

Осужденные не признали свою вину и настаивали в жалобах на том, что Волобуев захватил заложницу – девочку тринадцати лет, и с целью ее освобождения и был открыт огонь на поражение. О заложнице в материалах следствия не упоминалось. Но было и еще одно несоответствие, на которое почему-то не обратили внимания при рассмотрении кассационных жалоб. Время смерти подельщиков Волобуева, по акту судмедэкспертизы, расходилось со временем смерти самого Волобуева, причем значительно, они умерли на несколько часов раньше, и о характере ранений в акте вообще не было упомянуто. Была ли это небрежность экспертов или фальсификация данных следственными органами, или предвзятость суда, повышавшего процент вскрытых нарушений в органах милиции? В общем, Президиум отменил все судебные решения и отправил дело на доследование…

Вечером меня снова навестил "Д" и выразил восхищение моей принципиальностью. Меня обманули, как ребенка. Зная, как я скрупулезно отношусь к материалам дела, мне подсунули всего одну зацепку, намек на предвзятость, и я купился…"

Дальше характер записей опять меняется. Уткин, похоже, влюбился на старости лет и с головой окунулся в романтические бредни. То стреляться собирался, и вдруг – под венец. Турецкий обескураженно перелистывал страницы, пока не наткнулся на объяснение:

«01.10.97. Это мое последнее дело, потом я ухожу в отставку и женюсь, а насчет шантажа посмотрим: еще неизвестно, у кого и на кого точнее собран компромат. Сущность моего дневника многого стоит…»

Только в отставку он почему-то не ушел, хотя и женился. Хоть что-то довел до логического конца. И где, собственно, обещанный компромат? «Сущность моего дневника многого стоит…» Какая-то нелепая фраза.

Турецкий отправился в Верховный суд, чтобы просмотреть дела, которыми занимался лично Уткин. Протоколы судебных заседаний, материалы следствия. В большинстве это были уже кассационные и надзорные дела, а значит, кроме материалов из Верховного суда были бумаги из судов еще двух, а то и трех ступеней – районного, областного, республиканского… И разобраться в этом ворохе бумаг, найти в каждом деле ту самую зацепку, несоответствие было просто невозможно. То ли Уткина берегли и, зная его тонкую душевную организацию, старались использовать только в крайнем случае, то ли другие структуры совета директоров действовали достаточно надежно и до Верховного суда заказанные дела просто не доходили.

Во всяком случае, Турецкий обнаружил единственный прецедент. Правда, его грех было не заметить: так все оказалось притянуто за уши. Уткин откровенно превратил процесс в фарс, то ли рассчитывая привлечь интерес прессы, то ли испугать коллег своей неосторожностью. Рассматривалась кассационная жалоба руководителей стачечного комитета, которых осудили за организацию массовых беспорядков. В маленьком городе в Оренбургской области, на самой границе с Казахстаном, рабочие железной дороги, которым уже одиннадцать месяцев не выплачивали зарплату, устроили стачку. Вместо пикетирования городской администрации они перегородили живыми заслонами подъездные пути и тем самым на двое суток парализовали движение через ключевой железнодорожный узел. Городские власти не сумели договориться с забастовщиками, милиция, добрая часть которой имела родственников, друзей или знакомых среди пикетчиков, не рвалась в бой и не собиралась силой разгонять демонстрантов. И тогда неизвестно откуда понаехала братва: кто с кольями, а кто и с автоматами, и начались боевые действия. Причем, как ни странно, победили безоружные стачечники, изрядно покалечив заезжих штрейкбрехеров. А руководителей стачкома осудил областной суд Оренбурга. В деле имелись явные натяжки и несоответствия, ибо не стачкомовцы в результате явились инициаторами массовых беспорядков, а так и не выясненный некто, собравший по окрестностям уголовный элемент, вооруживший его и пославший на «разборку». Кроме того, был допущен и ряд других процессуальных нарушений. Но Уткин, вскрыв все это и сделав упор на том, что дело явно шито белыми нитками и трещит по всем швам, тем не менее оставил демонстративно приговор в силе, а жалобу без удовлетворения.

Последняя запись в дневнике, сделанная неровными прыгающими буквами, гласила: «22.02.199… Даже если с Катей ничего не случилось, все равно с меня хватит…»

28 февраля, раннее утро

Шура Боровик, закадычный друг хулиганского детства, а ныне видный российский археолог, которого в авральном порядке «под белы рученьки» доставили в Генпрокуратуру в 5.20 утра, немедленно округлил сонные глаза и нацепил очки.

– Я, конечно, не большой специалист по всяческой нумизматике, но тут и моих подсыхающих мозгов хватит. Эта штучка относится к памятным ватиканским, так сказать, «папским» медалям.

– Насколько она древняя?