Картель правосудия

– Дай подумать. Прекратили чеканить медали в первой половине восемнадцатого века. Пий II был на папском престоле… в 1458-1464 годах. Значит, тогда она и изготовлена. Ага! Так это медаль из самой первой серии. Чеканка медалей тогда, как и монет, производилась вручную. Удар молота переводил изображение со штемпеля и…

– Подожди, я неверно сформулировал, – Турецкий испугался, что сейчас ему предстоит выслушать целую лекцию. – Я только хочу узнать ее истинную ценность.

Шура присвистнул и почесал затылок:

– Этого никто точно сказать не может. Количество «папских» медалей весьма ограниченно. Так что можешь быть уверен, что таких вот, как эта, во всем мире еще найдется штук двадцать максимум. То есть это пять веков назад их было двадцать! А сколько дожили до нашего времени? Есть, конечно, где-то точные цифры; я думаю, не больше двух третей сохранилось.

– И можно выяснить, где они?

– Как два пальца об асфальт. Их ведь получали самые достойные, то есть приближенные к папе особы. Это все равно что узнать, кто получил Нобелевскую премию в том или ином году.

– Да я не это имею в виду! – Турецкий начал терять терпение. Меня не интересует, кто владел ими пятьсот лет назад! Я хочу знать, у кого они есть сейчас!

– Так я тебе об этом и говорю. Они были наперечет тогда и тем более сейчас. Кстати! – спохватился Боровик. – А у тебя она откуда взялась?!

Через пятьдесят минут Турецкий уже знал, что памятная медаль с профилем папы Пия II в нашей стране пребывает в единственном числе. Долгое время она лежала в запасниках Пушкинского музея изобразительных искусств, пока в 1965 году не была подарена одному из секретарей ЦК в связи с его пятидесятилетием. Через два года его «ушли» на пенсию, а еще через четыре экс-секретарь умер. Но «папская» медаль послужила началом блестящей коллекции, которую впоследствии собрал его сын. Впрочем, это было лишь хобби, в реальной жизни коллекционер также двинулся было по партийной линии и даже в более крутые времена удержался на плаву. Ныне он занимал пост министра юстиции.

Муровская справка по запросу Турецкого гласила следующее:

«27 февраля 1997 года, почти ровно год назад, „папская“ медаль мистическим образом пропала из его коллекции, о чем он несколько дней спустя заявил в Московский уголовный розыск, что и зафиксировано соответствующими документами. Тем не менее никаких следов взлома или кражи в квартире министра юстиции обнаружено не было. Была проведена оперативно-розыскная работа, направленная на большинство московских частных галерей и коллекционеров, которая никаких результатов не принесла. И в настоящий момент по-прежнему нет ни малейших следов медали и ни малейшей информации, которая бы могла пролить свет на ее загадочное исчезновение».

Значит, 27 февраля девяносто седьмого пропала медаль. И 18 февраля умерла Лариса Масленникова. За девять дней до пропажи этой медали, принадлежащей министру юстиции, соседу Ивана Уткина. Сам по себе тот факт, что Уткин спрятал медаль в дневник, ничего не доказывает, но кое-что подсказывает. То ли Уткин спер медаль у своего соседа, то ли тот сам потерял, будучи через девять дней после смерти Масленниковой дома у Уткина. Хотя нет, что же он ее все время с собой таскал? Как-то странно. Ну, да это теперь неважно, каким образом покойный Иван Сергеевич завладел «папской» медалью. Главное, что ни разу в своих записях за последний год он не упоминал имен людей своего ранга, очевидно, что он их боялся, и лишь таким изощренным способом рискнул указать в дневнике своего врага. «Сущность моего дневника многого стоит…»

ЛЮДОВИК XIV 28 февраля, утро

Несмотря на санкцию, которую молниеносно выдал побледневший Меркулов, арестовать министра юстиции не удалось. Как только в 7.15 утра группа спецназа десантировалась в Завидове и приблизилась к его даче на расстояние в тридцать метров, из дома открыли огонь. Турецкий был удивлен. Он не рассчитывал на явку министра с повинной, но все же стрельба из окон на старости лет – это слишком. Но еще больше он удивился, когда с помощью специальной телеаппаратуры были сделаны снимки, на которых минюст оказался отчетливо виден, – связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту он лежал на диване, в то время как некто неизвестный, лицо которого вышло не в фокусе, довольно лихо держал круговую оборону. Итак, минюст находился в плену. Но у кого?! «Может, это Лозинский, – мелькнула безумная мысль. – Никуда не полетел и теперь взял минюста в заложники?!»

На следующий день средства массовой информации, не знавшие истинной подоплеки дела и того, что все уже закончилось, за неимением фактов запоздало вели нескончаемую полемику между собой:

«Известия»: «Супруга министра обратилась к террористу через громкоговоритель».

«Коммерсант дэйли»: «Террорист открывает огонь при малейшем приближении!»

Радиостанция «Эхо Москвы»: «Основным предметом беспокойства, естественно, стала судьба заложника».

«Московский комсомолец»: «Даже не судьба, а идентификация его личности! Никто не может понять кто и кого взял в заложники?!»