– В чем скрывается первое коренное отличие литературного детектива от жизненных криминальных ситуаций? Литературный следователь не просто преуспевает в своем расследовании, он к тому же единственный персонаж, способный преуспеть! Заметьте, что еще в противопоставлении Шерлока Холмса и инспектора Лестрейда была задана концепция, которую разрабатывают и поныне: в этой паре подразумевается весьма контрастное противопоставление блестящего интеллекта и индивидуализма – с одной стороны, и вялости ума и регламентации – с другой.
– И какое же это имеет отношение к нам? – спросили из зала.
– Резонный вопрос. Поскольку мы ведем речь о государственных системах расследования, то приходится признать, что и без того нечастый блестящий интеллект (если уж он вообще имеет место) поневоле сочетается в одном и том же лице с вялостью ума и регламентацией. Вот вам характерный пример последнего. Федеральное бюро расследований разослало по всей стране четыре фотографии опасного преступника в фас, профиль слева-справа и сзади. Как вы думаете, сколько времени после этого понадобилось американским полицейским? Первая ответная телеграмма пришла уже через несколько часов. Бравый провинциальный шериф откликнулся таким образом: «Я получил фотографии и арестовал всех четырех человек».
Студенты откровенно заржали.
– Итак, предпримем следующий шаг и оторвемся от литературных ситуаций не без помощи их создателей. В начале двадцатого века Артур Конан Дойл избавился от своего порядком надоевшего детища – отправил Холмса на пенсию, разводить пчел. А сам, вооруженный опытом своего персонажа, принялся за расследование загадочных преступлений. Само собой, интерес общества к этому событию оказался весьма пристальным. Но успехи Конан Дойла на криминалистическом поприще оказались гораздо более скромными, чем на литературном. В деле об убийстве на птицеферме в Кроуборо он не продвинулся дальше заключения, что преступник – левша и ботинки его подбиты гвоздями; в то же время полиция почти сразу установила и задержала преступника. В чем тут дело?
В литературной ситуации с любым «великим» сыщиком от читателя ждут, что он пренебрежет очевидной истиной, – ведь любой другой умный человек, основываясь на тех же собранных данных, абсолютно закономерно извлечет из них совершенно другой, но ничуть не менее логически обоснованный набор фактов! Который может свидетельствовать о чем угодно, начиная с того, что убийцей является автор, и заканчивая тезисом, что преступления не происходило вовсе.
– Так какое все-таки это имеет отношение к жизни? – снова поинтересовался зал.
– Прямо противоположное. В реальной жизни следователь, не являясь, естественно, суперменом, становится не фатальным, неотвратимым вершителем судеб преступного мира, а скорее своеобразным свидетелем расследования, подобно тому, как существуют свидетели преступления. В современном расследовании задействовано такое количество разнообразных движущих сил как «за», так и «против», что отдельно взятый следователь обычно даже не в состоянии с ними ознакомиться. И как правило, оказывается перед дилеммой: либо заняться бухучетом этих сил, либо, простите мне это выражение, просто забить на них и решать свою локальную задачу в рамках расследования конкретного дела.
– Кажется, нас учат более решительно вмешиваться в противоправные действия…
– Верно, – с тяжелым сердцем согласился Турецкий и два раза чихнул, тут же что-то подсчитывая в уме. – Но вас учат не управлять криминальными процессами – я пока что ничего не слышал о колледжах мафии, – а умению последовательно отслеживать их…
Турецкий заметил, что к нему снова плывет записка, и внутренне сжался. Достал из портфеля пластиковую бутылку «Боржоми» и хорошенько отхлебнул. Спокойней, Турецкий, записки не взрываются.
– На чем я остановился? Ага, дилемма сыщика… А перед тем? Да, у следователя на руках есть некий набор фактов. И здесь он упирается в очень серьезный момент – необходимости определенных догматов, оперируя которыми можно будет сдвинуться с нулевой отметки и начать поиск преступника. Итак, что же такое преступление? И что такое преступность? «Преступность – это разновидность поведения человека; борьба с ней – попытка изменить умы и души людей». Тридцать один год назад американская президентская комиссия по обеспечению соблюдения законов – заметьте, в самом ее названии кроется небольшая тавтология, что характерно для криминалистической лексики, – подарила цивилизации вот это одно из самых коротких и емких определений преступности.
В этот момент Турецкий развернул свежую записку: «Борьба с преступностью – проблема, скорее, статистическая». Ага! Это уже было кое-что новенькое.