Картезианская соната

Вечером мистер Жилетка снова его приветствовал и откинул крючок с двери. Было уже почти семь часов, и длинная тень вползла в дом следом за Уолтером. День был долог и отчаянно скучен. То и дело хотелось бросить все и бежать оттуда: от крытого пластиком стола в задней комнате «ККК», где в атмосфере было больше сахара, чем кислорода, от нервного потрескивания кукурузы, от ящика с разрозненными бумагами, больше похожего на корзинку для мусора, от такого полного отсутствия документации, как если бы компании вовсе не существовало. В конце дня, удаляясь с хорошей скоростью от трижды-К-специалистов по попкорну, Уолтер подумал: эти румяные лохматые чудики с тем же успехом могли торговать лимонадом на перекрестке. Они покупали кукурузу, кукурузный сироп и сахар, и вспучивали зерно, и пекли, и подкрашивали, и рассыпали готовый попкорн по пакетикам, и укладывали пакетики в коробки, а потом часть отправляли клиентам, часть продавали сами тут же в лавке под наименованиями вроде «Гавайского ананасного сюрприза»; они нанимали старичка, чтобы приходил убирать по вечерам, и платили ребятишкам своих лет и своего умственного уровня, чтобы те отвечали по телефону и принимали деньги от покупателей. Они ухитрялись ежемесячно платить за аренду помещения, однако никто не мог сказать, сколько было поставлено или продано, например, «Коричной сенсации», а уж тем более где и, главное, почему ее покупали; они знали только то, что все еще занимаются бизнесом, что пока им хватает лимонов и силы, чтобы их выжимать; но о том, чем был их бизнес вчера, чем может стать завтра, — еле заметный намек, только слабый след, так, облачко пыли, вроде той, которая взлетала из-под колес красного фургона Уолтера, когда он колесил по проселочным дорогам.

Вам не ККК называться, а КК — Крыша-едет, Кассы-не-будет, так он сказал им. Вам нужно откладывать сумму на развитие. Вам нужно выписывать чеки. Вам нужно установить кредитную систему. Вам нужно знать, сколько вы расходуете и сколько чего производите, какая продукция пользуется успехом и всякое такое. Вам нужно вести отчетность. Наймите конторщицу, купите ей карандаш, найдите уголок, где будет тихо, чтобы можно было подумать, и где меньше сахару в воздухе, чтобы можно было дышать, — и она вам все сделает. И пацаны сказали: да, отлично, мы так и сделаем, спасибо за совет, — точно то же самое, что эти простодушные болваны говорили в прошлый раз, когда он их отчитал, — а потом заплатили ему мелкими купюрами, как мелочные торговцы. Последние слова его были: «Постарайтесь не дать себя облапошить. И не дрыхните в лавке!» Они рассмеялись.

Отъехав на несколько миль, Уолтер перекусил, не выходя из машины — сандвич с бифштексом, картофель-фри и коктейль; ел быстро, как бы спеша заесть оскомину дня, и удивлялся, за что он ругал этих Кукурузно-Карамельных Ковырях? Великолепные клиенты. Они смеялись — даже, можно сказать, ржали, — но ржачку к делу не пришьешь.

Уолтер был уверен, что у Бетти все счета в порядке. Она наверняка помнила, когда был истрачен каждый грош. Нет, она не стремилась к грошовой экономии. Цены за проживание были вполне разумными, а завтрак столь же роскошным, как и постель, и приправляла она его с большим искусством, чем те ребятки свою карамельную кукурузу. Но она будет скрести и чистить каждую цифирку, точно так же, как скребла и чистила дом. В свой дом она не допустит ни пятнышка грязи, ни щепотки пыли, ни мушки или мошки; точно так же ни одной сделке, будь это расход или приход, она не позволит ускользнуть от контроля и занесения в книги. Любая безделушка твердо знает свое место и подчиняется ее власти. Скатерти так и светятся добрым здравием, подушки взбиты, шторы обработаны пылесосом с обеих сторон. Уолт уже понимал, что у нее во всех ящиках с носовыми платками лежат саше, что подушечки с душистыми травами прячутся под всеми матрасами; что на дне ее сумочки кроется пучочек цветов, и что ее белье в шкафу переложено гибкими стеблями лаванды, сплетенными в виде куколки (его мать когда-то плела такие из кукурузных листьев), как салат — специями.

— Как вы себя чувствуете? — снова спросил Уолтер. Других слов, чтобы выказать участие, в его арсенале не нашлось.

— Вечером полегче, — просвистел Эмери, — когда можно смотреть телевизор. Только трудно найти что-то интересное, когда не можешь себе позволить смеяться.

— Что, трудно смеяться? — удивился Уолтер.

— В жизни ничего легко не дается, — изрек Эмери, словно поучение для памяти. Уолтер так это и понял и вслух согласился, но про себя подумал, что уж ему-то в жизни легкости не занимать: разве было у него имущество? разве отягощали его какие-нибудь долги? или удерживали какие-нибудь четвероногие любимцы? или семья? Только на душе — или на совести? — лежала тяжесть: то ли страх, что его поймают, то ли забота, темная, как чердачный чулан, и тяжелая, как рекордная штанга.

— Телевизор в гостиной, можете выбрать какую-нибудь развлекательную программу, — предложил Эмери.