Читаем Картезианские размышления полностью

Суть третьего параграфа и, одновременно, разрешение того затруднения, которое излагается в нем, заключено, как мне кажется, в словах: «Nous accepterons celte idee comme une Hypothese provisoire»[20] (выделено мною). Вследствие этого мне кажется, что следует несколько острее подчеркнуть предварительный, условный характер принятия этой гипотезы, — так, чтобы при этом были приведены и основания этой условности. Кроме того, в конце всего рассуждения представляется необходимым вернуться к этому пункту и еще раз обсудить вопрос о принятии такого предварительного решения. Иначе мне кажется невозможным преодолеть затруднения, связанные с предвзятостью наших допущений. Действительно, такие необоснованные допущения в скрытом виде содержатся в следующих местах текста: «…de donner aux sciences unfondernent absolut»[21] и «…nous posse-dons cette idee».[22] Что касается последнего утверждения, то ему предшествуют два предвзятых, т. е. неконтролируемых размышляющим философом допущения: в первом из них допускается, что мы обладаем этой идеей, причем неизвестно еще, в проясненном или в непроясненном виде, а во втором — несомненный характер нашего знания о том, что мы ей обладаем.


В завершение третьего параграфа следовало бы еще заметить: если мы решаемся осуществить первую «редукцию», — редукцию в отношении научных результатов, — то само это решение должно быть как-то мотивировано или обосновано. А эта мотивация или обоснование содержится в некоторых допущениях, правомерность которых здесь фактически не исследуется. Действительно, тут предполагается, во-первых, идея абсолютного обоснования и его ценность, а во-вторых, тот факт, что в наивном, равно как и в научном, познании наличие такого абсолютного обоснования, по меньшей мере, еще не было установлено или даже вовсе не имеет места. Первое допущение, здесь более важное, либо проводится совершенно наивно, без всякой критики, и в этом смысле является догмой (которая, возможно, вовсе не соответствует излагаемым позднее условиям аподиктической очевидности), либо не наивно, и тогда оно само должно быть получено трансцендентально-феноменологическим способом. Другими словами, для того чтобы убедиться в возможности и необходимости трансцендентально-феноменологической редукции, нужно, чтобы практически эта редукция уже была осуществлена. В обоих случаях мы имеем дело с бессилием сознательного, научно и критически контролируемого метода в сравнении с совершенно случайными «наитиями», гениальными прозрениями. Имеется ли отсюда какой-нибудь выход? (Это проблема начала).

Примечание 2

Из того, что некоторые элементарные идеи, составляющие идею науки, переживаются нами в конкретных научных занятиях или в последующем критическом осмыслении, еще не следуют никакие выводы, имеющие решающее значение для хода размышлений. Ибо речь идет не только о том, что идея подлинной науки не должна быть взята нами полностью «из воздуха», но и о том, — в случае если имеются совершенно конкретные переживания и опыт этой идеи — правомерно ли то, что познается в опыте этих переживаний, т. е. правомерна ли идея подлинной науки (и соответствующие элементарные идеи). Более того, слова «Idee, qui… guide cet effort de la pensee scientiflque»[23]

указывают как раз на то, что даже попытка осуществления самих размышлений в целом фактически основана на переживании определенных идей, т. е., во-первых, на переживании недостаточно проясненных (по крайней мере для читателя!) идей, и, во-вторых, на переживании идей, правомерность которых вплоть до теперешней фазы размышлений еще не выяснена и остается спорной (допускает сомнение). Таким образом, возникает сомнение (которое в дальнейшем само может быть либо обосновано, либо устранено) в правомерности самой этой попытки и т. д. Здесь необходимы, следовательно, соответствующие добавления. К таковым, несомнено, относится высказывание на с. 11.[24] Следовало бы, однако, обсудить все это несколько подробнее.

Примечание 3

ad: «qu'en vertu de l'experience sensible que j'ai leur corps».[25]

Это можно понять или в смысле «всего лишь» констатации некого факта, или же в смысле сущностного определения, а именно, что без участия «чувственного опыта» было бы вообще невозможно познать психическую жизнь других людей и зверей. Для хода размышлений нужно учитывать второе понимание. Поэтому было бы желательно сформулировать его более четко.


Перейти на страницу:

Все книги серии Слово о сущем

Феноменология духа
Феноменология духа

Имя Георга Вильгельма Фридриха Гегеля для многих наших современников стало синонимом слова «философ». Ни один из его предшественников не поднимал дисциплину, веками считавшуюся «служанкой богословия», на столь высокий пьедестал. «Гегель — это вкус», — утверждал Фридрих Ницше, а русский мыслитель Владимир Соловьев, говоря о Гегеле, замечал: «Изо всех философов только для него одного философия была все». Парадоксально, но вот уже двести лет стройный монолит гегелевской философии — предмет борьбы самых разнообразных противоборствующих сторон за право присвоить ее, сделав на сей раз «служанкой идеологии» или антропологии. Особенно рьяно делили гегелевское наследство в России, где его считали «своим» и славянофилы, и западники; и красные, и белые. Но сопротивление гегелевских текстов оказалось все-таки слишком велико, и использовать наследие «сумрачного германского гения» целиком так и не удалось ни политикам, ни постмодернистам. Философия Гегеля сохранила ценность цельной системы взглядов, так и не уместившись в рамки «набора инструментов» для покорения умов и душ.«Феноменология духа» — одно из самых фундаментальных произведений в истории философской мысли и, быть может, поэтому одно из наиболее трудных для понимания.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Философия / Образование и наука
Вовлечение другого
Вовлечение другого

Сборник, увидевший свет в издательстве «Зуркамп» в 1999 году, содержит новейшие и основополагающие исследования по политической теории, которые автор проводил, самостоятельно развивая свою теорию коммуникации, а также в сотрудничестве со своими единомышленниками и учениками, на академических семинарах и в открытых дискуссиях. Основная тема исследований имеет более практический, прикладной политический смысл, хотя и получает исчерпывающее теоретическое обоснование с позиций герменевтической социологии и исторической политологии. Чрезвычайно актуальная проблематика трактуется из органического контекста всех прежних теоретических изысканий Хабермаса, главной задачей научной деятельности которого всегда был поиск путей сохранения рационального начала западной цивилизации, возможностей диалога и взаимопонимания между различными и изначально несводимыми друг к другу культурно-историческими образованиями, рациональное понимание многосложного мирового политического процесса исходя из истории действующих в нем реалий и идей.http://fb2.traumlibrary.net

Юрген Хабермас

Философия / Образование и наука
Херувимский странник
Херувимский странник

Эта книга — первый полный перевод на русский язык религиозно-поэтических афоризмов замечательного немецкого поэта и мистика XVII в. Ангела Силезского (Ангелуса Силезиуса), написанных александрийским стихом с парными рифмами, — явление, уникальное в немецкой поэзии: игра слов, параллельные конструкции, смысловые повторы и т. д. представляют собой настоящее языкотворчество.Ангел Силезский (Йоханнес Шефлер, 1624—1677), врач по образованию, лютеранин по наследственному вероисповеданию, в 1654 г. под влиянием мистика Франкенберга перешел в католичество ив 1661 г. стал членом монашеского ордена францисканцев.Католическая, а точнее внецерковная, мистика Ангела Силезского представляет собой отход от лютеранско-евангелической ортодоксии, связанный с непосредственной обращенностью к Богу, к интуитивному познанию мира. Лейтмотивом этого поиска служит формула «Бог — во мне и я — в Боге», что, безусловно, навеяно евангелической мистикой Иоанна Богослова.Для всех интересующихся вопросами религиозной мистики и поэзии вообще знакомство с творчеством Ангела Силезского может быть полезным и в религиозном, и в поэтическом отношении.

Ангелус Силезиус

Средневековая классическая проза / Христианство

Похожие книги