Читаем Картезианские размышления полностью

Нужно еще раз подчеркнуть: если бы и могла обнаружиться правомерность содержащихся в тексте утверждений, это не может произойти и недопустимо на данном этапе размышлений, где мы еще только ищем и прокладываем пути к трансцендентальной точке зрения, и где мы не имеем права предвосхищать возможный конечный результат трансцендентального рассмотрения. В любом случае, это было бы «не-картезианским» шагом, шагом, который, правда, сделал сам Декарт, но которого как раз хочет избежать Э. Гуссерль, поскольку в нем содержится некое метафизическое суждение, сходное с категорическим тезисом относительно того, что само по себе не является элементом трансцендентальной субъективности.


Если бы мне было позволено что-либо предложить, я попросту вычеркнул бы последний абзац восьмого параграфа.

Примечание 8

«Cette transcendance appartient аиsens specifique de l'etre du monde».[33]

Это утверждение каждому, кто размышлял о способе данности предметов «внешнего» мира, поначалу кажется вполне убедительным и, к тому же, будто бы не влечет за собой никаких дальнейших выводов. Новичку в феноменологии будет, конечно, трудно усмотреть его справедливость. В действительности оно скрывает в себе весьма существенные положения, поскольку исходя из него можно заключить, будто «все, что не отмечено этой трансцендентностью, не есть объект мира», благодаря чему мы впоследствии решаем, что миру не принадлежит чистая субъективность (конституирующее не-трансцендентное сознание). Такое утверждение, несомненно, соответствует тому, что имеет в виду Э. Гуссерль. Однако можно ли в самом деле постичь его с аподиктической очевидностью? Прежде всего мы должны полностью согласиться с разделением всего того, что конституируется в многообразиях переживаний, и чистой субъективности (разумеется, только в форме чистого конституирующего сознания). Справедливо, далее, что многое из того, что конституировано, принадлежит миру. Но позволительно ли после этого говорить, что «миру принадлежит» только то, что конституировано? Исходя из разделения, которое проводится прежде всего по чисто методологическим — и притом подлинно картезианским — причинам, поскольку то, что осуществляет конституцию, дано в аподиктической очевидности как существующее, тогда как о том, что конституируется, этого сказать нельзя, мы приходим здесь к метафизическому утверждению, совпадающему с установлением экзистенциального различия между конституирующей субъективностью и миром. Это может оказаться правильным, однако читатель — в том числе и не полный новичок в феноменологии — был бы рад, если бы получил неоспоримые основания для такого суждения. Но такие основания можно обрести лишь в качестве довольно отдаленного результата трансцендентального рассмотрения, а не на стадии введения в такой способ рассмотрения. Кроме того, возможность трансцендентального рассмотрения не должна опираться на тот результат, который предполагает саму эту возможность. Посредством простого, так сказать, наивного углубления в смысл «принадлежащего миру» как такового приведенное в тексте утверждение как раз не может быть понято. Поэтому основания придется черпать только из конститутивного рассмотрения.


Напротив, заключительная часть рассматриваемого предложения (со слов «encore quenousпе puissions…»[34] до его конца), вне всякого сомнения, совершенно неоспорима. При этом мне кажется, что для целей размышления I было бы вполне достаточно оставить одну лишь эту заключительную часть. Я придал бы ей еще более острую, более убедительную формулировку. Общим методическим принципом следовало бы сделать следующее: из содержания переживаний опыта (в более широком смысле — в той мере, в какой эти переживания являются «разумными») и только из этого содержания возможно и допустимо черпать всякое знание и всякое утверждение как относительно самих переживаний, так и относительно всего того, что представляется сущим и само не является переживанием, в случае если оно вообще существует. Тогда — при одновременном разделении Я как человека и «Я как чистого субъекта» — было бы легко ввести трансцендентальное Я как трансцендентальное, не прибегая к утверждениям, которые на данном этапе не могут не произвести впечатления «метафизических».

Примечание 9

Перейти на страницу:

Все книги серии Слово о сущем

Феноменология духа
Феноменология духа

Имя Георга Вильгельма Фридриха Гегеля для многих наших современников стало синонимом слова «философ». Ни один из его предшественников не поднимал дисциплину, веками считавшуюся «служанкой богословия», на столь высокий пьедестал. «Гегель — это вкус», — утверждал Фридрих Ницше, а русский мыслитель Владимир Соловьев, говоря о Гегеле, замечал: «Изо всех философов только для него одного философия была все». Парадоксально, но вот уже двести лет стройный монолит гегелевской философии — предмет борьбы самых разнообразных противоборствующих сторон за право присвоить ее, сделав на сей раз «служанкой идеологии» или антропологии. Особенно рьяно делили гегелевское наследство в России, где его считали «своим» и славянофилы, и западники; и красные, и белые. Но сопротивление гегелевских текстов оказалось все-таки слишком велико, и использовать наследие «сумрачного германского гения» целиком так и не удалось ни политикам, ни постмодернистам. Философия Гегеля сохранила ценность цельной системы взглядов, так и не уместившись в рамки «набора инструментов» для покорения умов и душ.«Феноменология духа» — одно из самых фундаментальных произведений в истории философской мысли и, быть может, поэтому одно из наиболее трудных для понимания.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Философия / Образование и наука
Вовлечение другого
Вовлечение другого

Сборник, увидевший свет в издательстве «Зуркамп» в 1999 году, содержит новейшие и основополагающие исследования по политической теории, которые автор проводил, самостоятельно развивая свою теорию коммуникации, а также в сотрудничестве со своими единомышленниками и учениками, на академических семинарах и в открытых дискуссиях. Основная тема исследований имеет более практический, прикладной политический смысл, хотя и получает исчерпывающее теоретическое обоснование с позиций герменевтической социологии и исторической политологии. Чрезвычайно актуальная проблематика трактуется из органического контекста всех прежних теоретических изысканий Хабермаса, главной задачей научной деятельности которого всегда был поиск путей сохранения рационального начала западной цивилизации, возможностей диалога и взаимопонимания между различными и изначально несводимыми друг к другу культурно-историческими образованиями, рациональное понимание многосложного мирового политического процесса исходя из истории действующих в нем реалий и идей.http://fb2.traumlibrary.net

Юрген Хабермас

Философия / Образование и наука
Херувимский странник
Херувимский странник

Эта книга — первый полный перевод на русский язык религиозно-поэтических афоризмов замечательного немецкого поэта и мистика XVII в. Ангела Силезского (Ангелуса Силезиуса), написанных александрийским стихом с парными рифмами, — явление, уникальное в немецкой поэзии: игра слов, параллельные конструкции, смысловые повторы и т. д. представляют собой настоящее языкотворчество.Ангел Силезский (Йоханнес Шефлер, 1624—1677), врач по образованию, лютеранин по наследственному вероисповеданию, в 1654 г. под влиянием мистика Франкенберга перешел в католичество ив 1661 г. стал членом монашеского ордена францисканцев.Католическая, а точнее внецерковная, мистика Ангела Силезского представляет собой отход от лютеранско-евангелической ортодоксии, связанный с непосредственной обращенностью к Богу, к интуитивному познанию мира. Лейтмотивом этого поиска служит формула «Бог — во мне и я — в Боге», что, безусловно, навеяно евангелической мистикой Иоанна Богослова.Для всех интересующихся вопросами религиозной мистики и поэзии вообще знакомство с творчеством Ангела Силезского может быть полезным и в религиозном, и в поэтическом отношении.

Ангелус Силезиус

Средневековая классическая проза / Христианство

Похожие книги