Картина с кляксой

– Рядом висит, на месте ржи.

– В спешке перепутали, поменяли местами, – кивнул папа. – Ну, пойдемте.

Директор музея, милая старушка Анна Павловна, бросилась к ним, как к родственникам, сжимая у груди свои ладошки.

– Господа офицеры, я вас умоляю! Помогите! Этот музей мне как дитя родное! Пятьдесят лет я ему отдала. Все эти годы берегла, отбиваясь от всяких чиновников, от бизнесменов – продай ему то, продай это, весь дом продай. А теперь вот – такое несчастье. Я вас умоляю, господа офицеры! Найдите этих негодяев, я сама отрублю им руки. Кстати, у нас в запаснике есть настоящая плаха и палаческий топор.

Крутая бабушка! Все бы были такие.

– Успокойтесь, Анна Павловна, – мягко сказал папа. – Мы их найдем – обещаю. А вы нам поможете, да? Давайте вместе разбираться. Насколько мне известно, кражу обнаружила ваша сотрудница Лапина, так?

– Так! Я обнаружила. – Экскурсовод тетя Липа шагнула вперед и сдернула с носа очки дрожащей рукой. Представилась: – Олимпиада Петровна, год рождения…

– Тысяча девятьсот восьмидесятый, – вежливо перебил ее папа.

– Да… Вы уже знаете?

– Очень просто, – объяснил папа. – Олимпийские игры в Москве. Многих девочек, родившихся в этом году, назвали Олимпиадами. Ваш папа был болельщик?

– Еще какой! Знаете, он… – Ее глаза аж засияли.

– Про вашего папу несколько позже. – Наш папа уже понял, что она успокоилась, и начал ее расспрашивать.

– Все как обычно. Вы знаете, когда я веду по залам группу, я ведь на экспонаты не смотрю – я их наизусть знаю. Я смотрю на людей: как они слушают, как реагируют, все ли им понятно, интересно ли? Вы понимаете?

Папа кивнул.

– И тут вдруг такая ошибка! Я сначала даже не испугалась. Я подумала, что тетя Клава, это наша уборщица, когда смахивала с картин пыль, просто по невниманию их перевесила. Закончила экскурсию, позвала Клаву, спросила. Вот тут я испугалась. Стала с вниманием рассматривать полотна и… упала в обморок.

Папа тут же начал ее расспрашивать про ее папу: за какую команду он болел и каким видом спорта сам занимался? Тетя Липа снова успокоилась и в обморок не упала.

– Припомните, кто-нибудь из посетителей проявлял к этим картинам особый интерес?

– Определенно – нет. Живопись никого сейчас не интересует. Настоящее искусство… оно многим просто недоступно. Но я думаю, что еще не все потеряно. Мы ведь тоже стараемся…

– Я знаю, – сказал папа. – Где ваша тетя Клава?

– Тута я. – Тетя Клава, толстая и краснощекая, вопросов ждать не стала, сама все рассказала. – Никаких картинок я не перевешивала. Я их не трогаю уже год или два. Пыль смахнуть – это надо на стремянку влазить, а у меня радикулит. Залезешь так-то и на помощь зови. Стало быть, как они висели, так и висят.

В том-то и дело, что уже не так и не те висят…

Папа опять обратился к директору:

– Как охраняется музей?

– Сигнализации у нас нет – это для нас очень дорого. Днем мы охраняемся своими силами, а в ночное время у нас дежурят два профессионала – дядя Кузя и дядя Грей. – Она слабо улыбнулась.

Вот это все папе не понравилось: судя по всему, кража произошла в ночное время. При дяде Кузе и дяде Грее.

В это время распахнулась дверь и вошел местный участковый Стяпанов (именно Стяпанов). На одной руке у него висел Вася, на другой висела Бася, а на плече висела большая и тяжелая спортивная сумка.

– Доставил! – тяжко выдохнул Стяпанов, усадил на диванчик Басю, подпер ее Васей и с усилием поставил на стол брякнувшую железом сумку: – Вещдоки, господа офицеры. Тепленькими взял.

Он вжикнул молнию на сумке и попросил протокол:

– Сопоставим. – Стал читать по пунктам и выкладывать на стол поочередно содержимое сумки. – Так, шпингалеты медные фигурные шесть штук – есть. Засовы односторонние с шишечками восемь штук – есть. Шпингалеты бронзового литья двенадцать – на месте. Ручки дверные – львиная голова с кольцами – нет! Уже успели. – Он повернулся к задержанным. – Эй, коммерсанты, хорош спать! В камере отоспитесь.

Бася и Вася, притулившись друг к другу, сладко посапывали. Стяпанов дернул Васю за воротник:

– Василий! На выход, вопросы к тебе.

Вася разлепил глаза, сладко зевнул. Он говорить мог. Бася не могла. Она упорно молчала и настойчиво заваливалась на бок. И если бы не надежное Васино плечо, давно бы уже отправилась досыпать на полу.

– Василий! Где львиные морды? Кому продали?

– Дачнику. Лесная, двенадцать. Постоянный клиент.

– Быстро ты их вычислил, – похвалил папа участкового.

– Не проблема, товарищ полковник. У нас много старых домов, их сносят, а вот эти красавцы снимают всю фурнитуру и сплавляют дачникам. А те охотно берут. Ставят в своих коттеджах и врут гостям: это мы, мол, чудом сохранили из наших дворянских гнезд. Теперь ведь, товарищ полковник, все из дворянских гнезд вылупились.

Стяпанов вновь потеребил задремавшего Васю:

– Где картины, Василий? Кому живопись продал?

Вася вдруг гордо вскинул голову, как принц, которого попросили помыть за собой посуду.

– Мы не живописцы! Мы художники по металлу!

– Воруют цветной металл и черный, – объяснил участковый.

– Внятно изложил, – кивнул Вася хмельной головой. – По существу.