Картина Сархана (другая редакция)

— Вы только что выпили чашку горячего кофе, — пояснил он, — и это не произвело никакого эффекта. Честно говоря, я думал, что вы не сделаете больше одного глотка, но потом мне стало интересно, как далеко вы готовы зайти ради денег.

— И вы решили, что мне не больно?

— Я не хотел сделать вам больно, — помотал головой Парсли.

«Хотел, — подумала Лиза. — И еще хотел показать мне, кто тут главный. Любишь власть, значит».

— А чего бы вы хотели? — она задала этот вопрос, глядя ему в глаза, при этом ее взгляд был расфокусирован. — Чего бы вы хотели на самом деле?

Он какое-то время молчал, глядя на нее, потом, сам того не заметив, сглотнул и криво улыбнулся.

Взял бокал вина, сделал большой глоток.

— Видит бог, лучше уж о Сархане! Или о литературе, или о чем бы то ни было!

— Тогда давайте о Сархане! — Лиза улыбнулась.

— Почему вам это интересно? — спросил он и махнул рукой официанту.

— Вы подали на него в суд. Мне интересно почему.

— Не на него, а на Хёста. Кстати, де Йонг дура, если думает, что может найти его через суд. Она судит людей по себе.

— В каком смысле?

— Она думает, что если она дура, то все остальные тоже. Либо бабка просто с ума сошла от зависти. Я думаю, Хёст предусмотрел все варианты. До Сархана так не добраться.

— А как до него можно добраться?

Появился официант с бутылкой вина, долил в бокал Парсли.

— Вы что-то хотите? — поинтересовался он у Лизы.

— Кофе, пожалуйста.

Официант снова сделал полупоклон и растворился в воздухе. Парсли долго и внимательно смотрел на Лизу, крутя в руке бокал вина. Разом осушил его и спросил с интересом:

— Зачем вы это сделали?

— Что?

— Заказали кофе! Я же этим кофе пять минут назад чуть не… — И тут его предала способность подбирать слова.

«Чуть не изнасиловал меня», — мысленно продолжила Лиза.

— Чуть не убил вас. Пусть и не специально.

— Я люблю кофе и надеюсь, что теперь смогу выпить его так, как мне нравится.

— Боги! — он, кажется, искренне восхищался. — Это бесконечно красиво! Особенно в том контексте, в котором эта чашка кофе была выпита. Простите, я… Вы просто чудо!

«Да что ты? — подумала Лиза. — А если так?»

— И вы дорого платите за это чудо.

Парсли просто рассмеялся. Потом махнул рукой.

— Лучше я буду платить, чем мне.

Лиза почувствовала, как хрустнул зуб. Оказывается, она сжала челюсть с какой-то сатанинской силой.

— Вы презираете деньги?

— И не только деньги, — он махнул официанту. — Я презираю все! Кроме искусства.

— Почему?

— Потому что искусство позволяет мне хотя бы ненадолго освободиться от презрения. Когда я говорю, что презираю все, то имею в виду буквально все. Это утомляет.

— А искусство у вас презрения не вызывает?

— Как можно презирать спасательный круг, если ты тонешь? — Парсли усмехнулся. — Искусство искусству рознь, конечно. И честно говоря, большинство произведений я не могу оценить по достоинству, более того, стараюсь не оценивать. Но сам факт того, что за этим стоит творец, вызывает уважение. Вот посудите сами. — Парсли откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. — Вместо того чтобы, как все, мчаться за деньгами, собственностью, женщинами, — покосился он на нее, — кто-то создает нечто прекрасное. Не всегда прекрасное, если честно, но хотя бы пытается. Это, с одной стороны, высший акт презрения ко всему миру, а с другой стороны, безграничная любовь. Понимаете? Он дарит тому миру, который презирает, нечто, созданное из своей крови, слез, пота, ужаса, боли и черт знает чего!

Появился официант. На этот раз Парсли просто забрал у него бутылку вина, сам долил себе в бокал и поставил оставшееся на стол. Перед Лизой возникла чашка кофе.

— Творец творцу рознь, несомненно! — Парсли продолжил монолог. — Но… Черт, да как вам объяснить. Попробуйте написать что-то. Просто попробуйте — и сразу поймете, как из вас на бумагу польется кровь!

— Зачем вы это делаете? — действительно заинтересовалась Лиза.

— Потому что не могу не делать, — махнул он рукой. — Нет, черт, наверное, могу. Но это очень сложно объяснить. Это мой способ жизни. Проживания всего, что происходит. А часто и того, чего никогда со мной не происходило.

Лиза подумала, что Парсли — удивительный человек: чем больше он пьет, тем приятнее становится.

— Все мы хотим чувствовать хорошее и не чувствовать плохого, но ловушка в том, что источник у всего этого один! — вдруг сменил тему Парсли. — Мы не умеем переживать грусть, скуку, разочарование и еще много чего. И стараемся всеми силами этого избежать. Затыкаем это телефоном, работой, машинами, деньгами, людьми. Но, заткнув этот источник, остаемся и без любви, без радости, без чувств вообще. Так еще и в процессе становимся рабами! Забавно, что я говорю об этом вам.

Парсли как-то странно посмотрел на нее. Лиза молчала.

— Я, конечно, понимаю, что можно быть свободной и будучи…

— Шлюхой?

— Почему-то я не хотел говорить это слово. — Он усмехнулся. — Да, ею. Но мне не кажется, что вы тот самый случай. Не похожи вы на излеченную от семи бесов кающуюся блудницу. — Парсли сделал большой глоток вина и вздохнул. — Извините.

— За что?

— Я позволяю себе слишком много.

— Ну вы сами говорили о свободе.