Картина Сархана

– А что, по-вашему, может служить достаточно уважительной причиной для работы художника? – с едва уловимой усмешкой поинтересовалась де Йонг.

– М-м-м…

Лиза не очень хотела думать над этим вопросом: после такого дня думать вообще не хотелось. Она наткнулась взглядом на картину. Ту самую пресловутую лодку. Если это лодка, то почему фон белый? Куда делась вода? Лиза присмотрелась внимательнее. Не совсем белый фон, скорее светло-бежевый. При каком свете вода может приобрести такой оттенок? И почему облака очерчены фиолетовой линией?

– Желание, наверное.

– Тогда у меня уважительная причина, – снова усмехнулась Абигейл.

– Но я спросила «зачем?», а не «почему?» – Лиза не понимала, как относиться к собеседнице.

Она не производила впечатления плохого человека. Да, явно с особенностями, но кто без них? Тем не менее какую-то антипатию Лиза к ней испытывала, хоть и не могла найти в себе ее источник. Дело явно не в общей вредности старухи и не в той ерунде, которую она говорила на похоронах.

– Это сложный вопрос. – На этот раз никакой усмешки. – Вряд ли вы рисуете, но, может быть… танцуете?

– Нечасто.

– Зачем вы это делаете? – Де Йонг будто вела ее к какой-то мысли.

Не для развлечения, подумала Лиза, не для моего, по крайней мере.

– Не знаю. Хочется.

– Мне тоже… хочется.

Лиза была готова поклясться, что интонация слов де Йонг полностью совпадала с ее собственной. Боль, усталость и щепотка насмешки над самой собой. Все это взболтать и добавить льда. Коктейль «Безысходность». Повисла наполненная неловким, неуютным сопереживанием тишина. Как будто между Лизой и де Йонг, где бы та сейчас ни находилась, протянулась тонкая нить, точнее, струна, по которой можно было передавать… что?

– Так что вы скажете о портрете? – Абигейл обрезала эту нить и вернулась к словам.

Такое ощущение, что она просто не выдержала напряжения. Вибрации той самой струны.

– Мне неинтересно, – пытаясь понять, когда и зачем пришла в спальню, ответила Лиза.

– А если я хорошо заплачу?

– Тогда интересно.

– Есть несколько нюансов…

– Всегда есть «но»? – Лиза уже пожалела о минутной слабости.

– Я хочу рисовать вас обнаженной.

– Нет, – отрезала Лиза, – исключено.

– Почему? – искренне удивилась де Йонг.

– Подождите. Кто должен быть обнаженным, вы или я?

– Вы! – Лиза впервые услышала, как смеется Абигейл, и этот смех ей, пожалуй, понравился. – Но, клянусь, в вас умирает настоящий художник.

– И что вы собираетесь делать с картиной?

– Продам. Дорого.

– Нет. Я не собираюсь висеть у какого-нибудь мужика на стене голой!

– И не придется. – Абигейл сказала это с каким-то едва уловимым интересом. – А почему вы решили, что заказчик – мужчина?

– Подождите!

Лиза зашла на кухню, открыла бутылку воды, повернулась и уперлась взглядом в серую стену. Видимо, уборщица смыла кофейное дерево.

– Жду, – напомнила о себе де Йонг.

– Давайте по порядку. Вы хотите нарисовать меня голой, но…

– Рисовать, – перебила де Йонг. – На картине вы будете в одежде.

– А позировать надо голой? – удивилась Лиза.

– Именно.

– И в чем смысл?

– Он есть, – ушла от ответа де Йонг. – И вам его знать нельзя. Вплоть до завершения работы.

Лиза подошла ближе к стене и присмотрелась. Едва заметные, совсем блеклые, почти сливавшиеся со стеной разводы все-таки остались. Уборщица не смогла оттереть рисунок совсем. Либо боялась повредить краску, либо не заметила, что дерево и клякса все еще тут. Они будто бы впитались в стену. А вот облака исчезли; создавалось впечатление, что дерево высохло.

– Вы здесь? – уточнила де Йонг.

– Да. – Лиза вернулась к разговору. – Вы сказали, есть заказчик?

– Есть.

– А три минуты назад говорили, что просто хотите нарисовать меня.

– Мисс Ру. – Абигейл задумалась. – Вы знаете анекдот про молодого человека, который женился на богатой девушке?

– Нет. – Лиза коснулась кончиками пальцев стены, как будто пыталась нащупать дерево, но ощутила только холод и шершавость.

– Тогда скажу иначе. – Де Йонг, видимо, решила не рассказывать анекдот. – Одно другому не мешает. Нарисовать вас я планировала еще до того, как появился заказчик.

– И зачем?

– Чтобы потом, когда появится заказчик, продать картину, – усмехнулась де Йонг.

– Вот и вся любовь к искусству.

– Что, по-вашему, запечатлено на нашей общей фотографии, мисс Ру? – сменила вдруг тему Абигейл. – Кроме этой банальщины про семь грехов.

– Что? – Лиза остановилась посреди гостиной, ей показалось, что она услышит что-то очень важное.

– Шлюхи, мисс Ру. Как минимум шесть. Уж не знаю, чем вы́ занимаетесь, поэтому поспешных выводов делать не буду. Хотя нет, возможно пять. Еще одна бесплатная. Я про Парсли, как понимаете.

– Я не понимаю. – Лиза подошла к кнопке, открывающей шторы, и теперь задумчиво водила по ней пальцем.

– Актеры, художники, писатели – шлюхи, одним словом. Мы торгуем собой за деньги. Вопрос только в том, умеем ли мы с этим мириться. А в идеале и получать от этого удовольствие.

Шлюхи, повторила про себя Лиза. И не шесть, а семь, если уж на то пошло.

– И почему вы не бросите эту… профессию?

– Почему вы никогда не станете птицей?

– Потому что я человек, – растерялась Лиза.