– Думаю, констебль Хэнкок, вы должны проследить за тем, чтобы яблоко тщательно исследовали, – сказала миледи. – Если наши предположения верны и эти смерти как-то связаны с фильмой, тогда оно должно оказаться орудием убийства.
– Я говорила с инспектором, миледи, – объяснила я. – Он попросил нас упаковать яблоко в плотную бумагу, с тем чтобы мог сам отвезти его доктору Гослингу.
– Великие умы мыслят одинаково, правда? – заметила миледи.
– Наверное, – согласилась я. – Хотя мне неоднократно давали понять, что дураки тоже мало чем отличаются друг от друга.
– И то верно. Ты не подашь пару ложечек, дорогая? Тогда я смогу освободить его, не дотрагиваясь…
Выйдя в столовую, я взяла две ложки для супа из буфета. На обратном пути заглянула в кабинет леди Хардкасл и разыскала там упаковочную бумагу.
– Я подумала, что суповые ложки подойдут лучше, – сказала я, возвратившись. – Они более плоские и не повредят фрукт.
– Эта девочка чертовски умна, – заметила миледи. – Вы со мной не согласны, констебль?
– Я всегда говорил, что вы обе – самые умные люди, которых мне доводилось встречать.
– Вы прелесть. Но и мы, так же как и все, совершаем ошибки по ходу дела.
– Это вы так считаете, миледи, – заметила я.
– Вот именно, – согласилась хозяйка. – Я их совершаю, а Армстронг у нас просто гений. Не знаю, что бы я без нее делала.
– Ну, начнем с того, что тот недомерок с гарротой[55]
в переулке возле Сент-Мартин-лейн давно вас прикончил бы.– Боже, а ведь ты права, – сказала миледи. – Я про него и думать забыла… А что, черт побери, мы вообще там делали?
– Пытались тайно проникнуть в Театр Гаррика.
– А, ну да, правильно. Мы ведь так и не выяснили, почему тот пруссак покупал билеты в одну и ту же ложу в течение целого месяца.
– Если только он не готовил покушения, то я продолжаю утверждать, что он был влюблен в кого-то из труппы.
– А тогда там было множество красивых актрис и симпатичных актеров, правда?
– Правда. Но тот парень с гарротой был вовсе не красавец.
– Особенно после его стычки с тобой, милая, – согласилась миледи. – Ты с ним быстро разобралась. Так вот, констебль, если б не юная Флоренс, я бы умерла в переулке между Чаринг-кросс и Сент-Мартин-лейн. Она… она просто прелесть.
Пауза в ее словах была вызвана необходимостью приложить некоторое усилие, чтобы освободить орудие убийства из руки жертвы, которую уже охватило трупное окоченение.
– Ну вот, все в порядке, – сказала леди Хардкасл. – А теперь давайте получше упакуем его для Симеона и выпьем по чашечке чая. Вы с нами, констебль?
– Не откажусь, миледи. Хотя я с бо́льшим удовольствием сделал бы это в другом месте, – он кивнул в сторону лежавшего на полу тела.
– Ну конечно. Здесь нам делать больше нечего.
В двери для прислуги заскрежетал ключ, после чего раздалось несколько вежливых, но твердых ударов в дверь.
– Это, должно быть, Эдна или мисс Джонс, – предположила я. – Остальные придут только через час, и ключа от двери у них нет.
– Думаю, что этим утром нам необходимо объявить кухню запретной территорией, – сказала миледи. – Эдне и людям из «Грейнджа» найдется чем заняться в другом месте.
Отодвинув задвижку, я впустила Эдну.
– Что, у нас замок сломался? – спросила она, врываясь в прихожую и снимая пальто.
– Сама не понимаю, – ответила я, стараясь закрыть от нее дверь на кухню. Мне хотелось прежде рассказать ей обо всем.
– Я, как всегда, вставила ключ в замок, но он почему-то не повернулся. А потом, нажав на дверь, я поняла, что вы закрыли ее на задвижку. Вот я и решила, что замок сломался.
– Мне об этом ничего не известно, – сказала я. – Я считала, что его закрыли как обычно, и не стала проверять.
– А тогда почему дверь закрыта на задвижку? Вы так никогда не делаете, иначе мы не сможем войти.
И вот тогда я еще раз рассказала о том, что произошло утром.
Мы перешли в столовую. В другой день мы прошли бы в малую гостиную, ведь было еще слишком рано, но «доска расследований» находилась в гостиной, а леди Хардкасл хотела похвастаться перед констеблем нашими изысканиями. И пока она подробно рассказывала ему о подозреваемых, я вернулась на кухню за подносом с чаем. На обратном пути заглянула в гостиную и предложила чашку чая Эдне, вполне ожидаемо сильно шокированной утренним происшествием. Положив в ее чашку два лишних кусочка сахара, я посоветовала ей посидеть какое-то время – лицо у нее было пепельного цвета.
– Со мной все будет хорошо, милочка, – сказала горничная. – Просто я немного шокирована. Помню, я первая обнаружила нашу умершую Ма, но она была уже старая и немощная. Умерла от сердца. Хотя я запомнила это на всю жизнь. Однако эта несчастная девушка… Такая молодая. Такая красивая. И отравлена – совсем как Фиби в этой фильме. Люди говорят, что кинематограф – это само Зло, и я начинаю им верить. А что, если они вызвали этой фильмой злых духов? И те кем-то овладели? Вдруг сам Дьявол овладел этой Зельдой и превратил ее в настоящую ведьму? Она могла сотворить все это, даже не понимая, что делает.