Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

У каждого творца есть свой злой гений, ну или хотя бы соперник, конкурент, тот, кто не опережает возрастом и способностями, а потом вдруг обгоняет на пути, ведущем к успеху, – и скрывается из виду. Таким другом-соперником для Рембрандта должен был стать Ян Ливенс – земляк, младший по возрасту, обучавшийся в то же самое время в другой мастерской и уже успевший пройти в Амстердаме школу знаменитого живописца Питера Ластмана. По мнению Поля Декарга, автора биографии Рембрандта, Ливенс добился в искусстве многого, имя его звучало на весь мир, но «близость к Рембрандту чуть было не стёрла его имя со страниц Истории». Тем не менее вначале Рембрандт находился если не в тени Ливенса, то в некоторой зависимости от него – уже опытного, прожившего два года в столице… Именно Ян убедил восемнадцатилетнего Рембрандта тоже поехать в Амстердам, город передового искусства, где великий Питер Ластман (слышали когда-нибудь это имя?) обучит никому не известного юношу всем секретам мастерства: проведёт его тайными тропами в самое сердце творчества.

Ни в юности, ни в зрелости, ни тем более в старости Рембрандта нельзя было назвать заядлым путешественником. Сложно найти другого такого художника-домосе-да, не выбравшегося за целую жизнь даже в Италию! Но Рембрандту не требовалось менять обстановку, для того чтобы совершать главное путешествие своей жизни…

В юности он всё же был легче на подъём и в Амстердам собрался запросто, имея на руках лишь адрес Питера Ластмана. Родители отпустили его, убедившись, что повлиять на решение сына они всё равно не смогут. К тому же им хватало забот со старшим, Герритом, который в результате несчастного случая на мельнице потерял правую руку. Мельница, как выяснилось, не только кормит человека, но и отбирает у него надежду – из наследника и гордости родителей Геррит превратился в инвалида и обузу. Следуя строгим голландским законам, Хармен внёс изменения в своё завещание – после его смерти Геррит будет получать ежегодную пенсию в 150 флоринов.

А Рембрандт тем временем продолжал идти по выбранному пути, который привёл его в Амстердам.

Картины, выставленные в мастерской Ластмана, потрясли начинающего художника – нигде прежде он не видел подобной свободы и лёгкости, никогда не знал, что живопись может быть такой подробной, самобытной, особенной! Другой мастер, уже покойный к тому времени Адам Эльсхеймер, повлиял на Рембрандта ещё сильнее, и, хотя точно не установлено, когда и где в Амстердаме он мог видеть работы Эльсхеймера, творчество его вселило в душу Рембрандта уверенность в том, что нет ничего важнее простоты, чистоты и света, да, и света…

Полгода он провёл в Амстердаме – шумном, богатом, столичном городе, в сравнении с которым Лейден выглядел захолустьем. Через шесть месяцев Хармен ван Рейн постучал в дверь мастерской Питера Ластмана: пришло время расплатиться за обучение и забрать сына домой. Рембрандт вёз с собой книги по анатомии и перспективе, эстампы, а ещё диковины, которые ему удалось раздобыть, – восточные ткани, турецкую саблю, – всё это пригодится ему впоследствии, и реквизит будет накапливаться с каждым годом.

Конечно, он вёз и собственные рисунки, которыми гордился, и даже панно, изображающее короля с войском, – многофигурную работу, где нашлось место и автопортрету художника. На протяжении жизни он будет изображать себя чаще всех прочих людей: помимо бесчисленного числа автопортретов, глядя на которые, можно проследить за его взрослением, мужанием, старением, Рембрандт часто писал себя среди исторических персонажей: со многих полотен на нас смотрит его лицо. Усы, нос картошкой, честно выписанная бородавка… Рембрандту было важно лично присутствовать при тех событиях, которые он изображал на холсте или гравировал на доске, потому он и «сопровождает» то святых, то грешных участников исторических событий…

Первая из известных нам картин Рембрандта была написана в 1625 году по возвращении из Амстердама. Молодой художник, обустроившись в мастерской, выбирает библейский сюжет «Избиение святого Стефана» (Музей изящных искусств, Лион). Работа сложная, добротная, но ещё совершенно ученическая. Ничто в ней не предвосхищало появления гения, разве что свет и тень уже пустились под его кистью в своё вечное соперничество… И кстати, о соперничестве. Восемнадцатилетний Ян Ливенс – тот самый – теперь искал для себя мастерскую, вот девятнадцатилетний Рембрандт и пригласил его разделить чердачное помещение в доме отца. Они трудились вместе, иногда дополняя работы друг друга, и не считали нужным подписывать готовые холсты. Никакой заботы о будущих исследователях! Ливенс написал «Четыре возраста мужчины», Рембрандт – «Изгнание торгующих из храма», и в этой работе он уже больше похож на себя, художника, о котором Бодлер спустя века воскликнет: