Картины эксгибициониста

На следующий день, прибыв в театр Хаммерсмит, я увидел там Эндрю Лейна, который проверял, чтобы всё было как надо. Его вид выдавал не меньшее волнение, чем у меня. Два рояля стояли друг напротив друга. Мой специально расстроили под стиль хонки–тонк, а инструмент Оскара просто дожидался своего хозяина.

Постепенно прибывали музыканты оркестра. Карл Палмер напросился на шоу, и я в конце концов согласился, после того, как он пообещал замаскироваться, надев очки.

Раздали ноты музыкантам. У Оскара была своя ритм–секция, у меня своя, с Карлом Палмером в тёмных очках; чтобы его не узнали. Оскар сел за рояль и попросил указать, когда ему вступать. После первого прогона “Honky Tonk Train Blues” он сказал: «Хорошо! Когда ты дашь знак, чтобы я сыграл, я начну со своей ритм–секцией». Понятно.

Как можно деликатнее я дал всем новые инструкции и удалился в гримёрную ждать своего выхода. Эндрю заглядывал время от времени, но чем ближе подходило время, тем сильнее я паниковал. Я глотнул коньяка и на какой–то момент мне сильно захотелось взять и убежать из студии. Болтаясь по коридору я встретил Оскара, направлявшегося на сцену.

— Какой будет первый вопрос ко мне? — спросил я его.

Оскар лишь рассмеялся и оставил меня мерить шаги по гримёрке.

Шоу прошло успешно. Записи передач «Оскар Питерсон представляет…» были показаны в начале следующего года. Программа с моим участием вышла на БиБиСи 6 апреля 1976 года, как раз перед рождением второго сына, Дэймона. Вы могли видеть программу на видео. Стресс от участия сказался и на мне, и на Эндрю.

Два дня спустя у Эндрю обнаружился геморрой, настолько сложный, что его пришлось госпитализировать и удалить часть тонкой кишки.

Я съездил к нему в больницу на мотоцикле, подарил модели самолётов, чтобы он мог их клеить и раскрашивать. Врачи дали ему все таблетки, которые он попросил. На следующий день я сам свалился с геморроем, но собрался с духом и отправился к Эндрю — он лежал в частной палате. Эндрю с гордостью продемонстрировал результат усердного труда — Спитфайр, раскрашенный в камуфляж. Впечатляло! Пилот размером с ноготь был детализирован вплоть до лётных очков. Требовалось увеличительное стекло, чтобы рассмотреть более мелкие детали. Эндрю, которого напичкала разными лекарствами довольно симпатичная медсестра, удалось превзойти самого себя, прорисовав пилоту глазные яблоки.

— Глянь, я для тебя сохранил кое–что, — сказал Эндрю, заговорщически глядя на меня, прямо как его пилот. Он приподнял блюдце, под которым лежала таблетка.

— Что это?

— Они классные. Я оставил для тебя. Возьми!

Задница адски болела. Я взял таблетку и, пока смазывал кремом Эндрю свою задницу, неожиданно вошла сестра. Она взглянула на мою зияющую дыру не моргнув глазом и заметила, что я выгляжу так же, как и на обложке.

Кое–как я завёл Нортон и поехал домой, привстав на подножке, пока не подействовало лекарство.

Законченный концерт ждал, пока я не придумаю, как его раскрутить. И тут позвонил Грег; он хотел послушать, что я там сочинил. Теперь мы обычно совещались, согласовывали, искали решение проблем, возникающие в процессе определения общего направления развития.

Грег пригласил меня в новый дом, Уиндлшэм Холл. Ещё одно огромное роскошное поместье с землёй, исчезающей за горизонтом. Грег выяснил, что оно исчезает раньше, чем он полагал: одним вечером он ехал по владению на Рендж–ровере с другом, которому хотел доказать чудеса полного привода. Они уткнулись носом в канаву, Рендж–ровер можно было списывать в утиль. Для Грега это ерунда; утром он купил новый.

Чтобы быть полностью готовым к исполнению концерта, я отправил техника за кокаином. Два грамма стоили мне сто пятьдесят фунтов.

Пока мы слушали, Грег высыпал пакетик на зеркало, соорудил из него линии и загнал их почти целиком в нос. Открыли бутылку коньяка и к двум часам ночи он приговорил остатки порошка и провозгласил, что то, что он услышал — «Чертовски здорово!» Затем, взяв в руки акустическую гитару, наиграл несколько аккордов: «Тебе не кажется, что звучит немного по–рождественски?»

На следующее утро я кое–как поехал домой. Мне не понравился наркотик. Он меня вгонял в депрессию. Но когда я принял немного ещё, то изменил мнение. Он мне начал нравиться, даже очень.