Картины эксгибициониста

На следующий день после обеда мы встретились с Эндрю в пабе около больницы, и за бокалом Гиннеса торопливо изучали имена вдоль и поперёк, чтобы уложиться в сроки, утверждённые швейцарским законодательством; время работало против нас. Появилась Джей.

— Дэмиен — прекрасное имя, — сказала она.

В процессе пития наступила пауза, пока отец и потенциальный крёстный соображали. Мы оба согласились, что имя слишком педерастичное.

— Его вечно будут колотить в школе с таким уродским именем! — ответил Эндрю. Мы стали переделывать имя и вдруг Эндрю внёс предложение. И хотя оно не походило ни на одно имя, которое мне приходилось слышать, я его принял. Это было сильное имя, которое хорошо гармонировало с выкриком, сопровождавшим его. В итоге, Эндрю, Джей и я вернулись в палату к Элинор с предложением. Она всё ещё была слаба, когда мы выдали альтернативу Питеру.

— Дэймон! Как ты думаешь?

Мы стояли вокруг кровати и заискивающе улыбались в ожидании одобрения. Элинор держала сына в руках. Она взглянула ему в глаза, а затем на застывшее в ожидании трио. Да, это был Дэймон! Элинор безоговорочно согласилась.

Встречайте Дэймона Кита Эмерсона.

20. Что посеешь, то и пожнёшь

Железный конь в виде мотоцикла Кавасаки 1100 часто возил страждущего «закинуться» седока на север от Монтрё в Цюрих.

«Поезд скрылся за холмом, издавая протяжный гудок».

И гудел он прилично. Иногда я получал маленькие пакетики с кокаином в конвертах пластинок. Лучший порошок лежал в бокс–сете «Полное собрание сочинений для органа» И.С.Баха, но его никогда не хватало. Этот поезд был той ещё задницей, да ещё и с миссией. Мимолётная остановка в клубе «Ugly», и обратно в Монтрё с пятью граммами кокаина под седлом. Я зашёл в студию и разделил порошок с техниками… всё, что угодно, лишь бы пообщаться. Когда остался последний грамм, пакетик снова вернулся в мотоцикл.

ELP очень много разговаривали. Обычно за круглым столом. Болтовня на первом месте, музыка на втором, кокаин с алкоголем обязательны. Нам каким–то образом удалось закончить работу. Дэвид Боуи иногда заглядывал, с ним было очень приятно закайфовать. Но приходилось возвращаться в свою лачугу, в своё пристанище, чтобы доработать концептуальную пьесу, которая должна оставить группу на вершине.

Пока я с нетерпением ожидал очередного джазового фестиваля Клода Ноббса, оживляющего городок, семья Эмерсонов продолжала страдать от переезда.

Аарону не нравилось ходить во франкоязычную школу, он не понимал языка, а тут ещё и случилось прибавление в семье. Ему пришлось свыкаться с переменами, пока мама нянчилась с младенцем. Он чувствовал себя покинутым, так как работы у меня прибавилось, и я не мог равномерно распределять внимание на всех членов семьи. Телевидение не показывало ничего интересного, если не считать ужаса под названием «Заключенный». Новости не понять. Мы только и слышали «радио гу–гу, радио га–га». Иногда получали записи телешоу с двухнедельным опозданием, но они нам доставляли такое наслаждение!

Грег купил велосипед с плутониевой рамой и катался вокруг озера. На итальянской границе находился очень милый ресторан с отличной кухней. Затем он жал педали в сторону студии; я предпочитал мотоцикл. Кроме этого, никаких развлечений не было. Нужно придумывать их самим.

Иногда я катался на водных лыжах из частной гавани до итальянского побережья и назад. Карл занимался с инструктором по карате. Разочарование от этой чрезвычайно нейтральной частью мира стало настолько очевидным, когда один из наших техников схватил триппер от местной девушки. Как такое возможно в безупречной Швейцарии? Среди и так небольшого количества девушек, он умудрился выбрать не ту. Ну и невезение!

Наконец наступил июль, и пессимизм постепенно исчезал. Призрачный город оживал, вены наполняла свежая кровь в виде прекрасных людей. Музыканты и художники торчали в барах, тусуясь друг с другом; солнце подчёркивало их блеск. И вместе с яркими людьми в изобилии появились наркотики. Я продолжал писать музыку, группа собиралась в студии, джемовала, пробовала разные идеи, а в это время город пел и танцевал. Грег с Карлом не забывали о собственных музыкальных целях и, если требовалась моя помощь, им нужно было всего лишь попросить. Иногда они так поступали. Я помог классному аранжировщику для биг–бендов Харри Сауту доделать оркестровку к “Tank”, а также поимпровизировал для композиции “LA Nights”. Я был только рад, когда Грег предлагал идеи для оркестровок; мы привлекли молодого дирижёра, с которым он работал на сольных записях. Его звали Годфри Сэмон. После некоторого периода взаимной подозрительности, мы привязались друг к другу, как это иногда делают Скорпионы. Годфри был трудолюбивым парнем, с беспорядочной причёской, он был из группы Esperanto и закончил Гилдхоллскую школу музыки. Короче, все эти атрибуты помогли мне подружиться с ним.