Картины эксгибициониста

Теперь я предпочитал играть на органе стоя. Так я мог лучше наблюдать за публикой, и это стоило того. Прямо перед сценой завязалась драка из–за бутылки Chateau le Chunder едва ли более известной чем пойло под названием «Божоле». Вряд ли они не поделили женщин, которые были уродливее той, что я встретил в Гамбурге.

В духе салунов Дикого Запада, владелец клуба кричал нам из–за кулис, чтобы мы продолжали играть. Блин, это было прикольно. О! Плохой хук, его следовало блокировать левой, тогда зубы остались бы целы. По фигу, просто группа лягушатников решила размяться. На меня нашло вдохновение, и я с грохотом опрокинул орган так, что внутренняя система реверберации оглушительно взорвалась. В то время как лягушатники выбивали друг из друга дурь, я подражал им на органе, шатая его и взбираясь на крышку, включая и выключая, заставляя издавать воющие звуки: и музыкант и инструмент зашлись в неистовом безумии. Ноты отныне были не важны. Я хотел выйти за пределы границ инструмента; пусть вокруг твориться черт знает что, нафиг последствия. Мой девятифутовый друг и не подозревал, сколько у меня может быть энергии: я бросил сто шестьдесят килограммов по всей сцене в финальном акте, так что аудитория замерла в замешательстве, не веря своим глазам, что такое может произойти.

Я спал. Организм нуждался во сне, и я заснул самым мёртвым сном всей жизни, прямо как современный Рип ван Винкль — голова бьется о стекло машины либо болтается из стороны в сторону. Я спал крепко, воспоминания о прошлой ночи стерлись начисто. ВИПы вернулись домой на пароме. Я потихоньку возвращался к реальности. Мы мчались по М1 на очередной концерт. Когда я наконец полностью проснулся, группа повернулась ко мне и заорала: «Ты должен сделать это ещё раз, это было круто!»

— Сделать что?

— Ага, правильно, — парни ответили с сарказмом, не веря, что я вообще не помню, что произошло вчера. Картинки прошедшего дня приходили волнами, но на меня навалилась депрессия: действие прелудина и адреналина наконец отступило.

Парни теперь ожидали повторения вчерашнего шоу. Но, оглядев на смирную публику, сидящую на полу, я решил, что они не готовы к этому. Когда мы начали свой обычный сет, реакции не последовало ни какой. Тогда я посчитал, что их нужно немного встрясти. Я, кажется, нашел в себе мистера Хайда и швырнул предмет мебели на пол сцены. Челюсти отвисли ещё драматичнее, чем после моего первого сексуального опыта. На этот раз зал в унисон произнёс: «Что это, блин, было?»

Приближалось Рождество, и я вернулся к себе в квартиру на Кромвелл роуд. Я сдвинул друг к другу два кресла, чтобы мой «брат» Ли мог спать. Как он это делал, я не представляю, но меня больше интересовали новости о T–Bones.

— А их больше нет, — грустно ответил Ли.

Ну что ж, по крайней мере у меня было немного денег, и мы начали болтаться по клубам. Меня раздражало, когда проходя через охрану, у меня спрашивали удостоверение личности, а у Ли — нет. У нас была разница всего в несколько месяцев. Я разглядел единственное отличие — усики, которые он начал отращивать, они были темнее пушка, пробивавшегося под моим носом.

— На, делай как я, покрась их этим, — Ли протянул мне пробку, которую только что поджег.

Я взял.

— Давай, делай.

Глядя на отражение в зеркале, я не был до конца убежден. Тем не менее, мы пошли в «Кромвель», с угольными пятнами под носом.

— Ты выглядишь на десять лет старше, — подбадривал меня Ли.

Этот вечер должен стать моим. Потенциальная удача сидела на другом конце стола. Наконец она наклонилась ко мне, её глаза уставились на меня: «Эй, что за сажа у тебя на верхней губе?»

— Ой, что? Здесь? Спасибо, что показала.

Она недовольно ушла из–за стола, а я бросился в туалет.

Когда Ли и я ушли из клуба, было очевидно, что у него дела были лучше. Я видел не меньше двух девушек с черными пятнами на лице.

5. Сомнительно, но… это Nice

Открытка из Жуан–ле–Пен, Лазурный берег: