Картины эксгибициониста

Осматривая его произведения, я по достоинству оценил, насколько плодотворным был он художником. Он вытачивал скульптуры из вещей, которые находил в мусорных баках. Он говорил с вами, будто бы знал ваши тайные страхи, вытаскивал их на свет, чтобы сделать из них предмет искусства и сравнить с тем, что вы есть. Примерно то, что я делал в музыке. Я нашёл единомышленника.

Большая часть картин была написана краскопультом. От этого картины становились непроницаемыми, почти фотографической реалистичности. Он выставил немало последних работ. На одной части большой картины был изображён человеческий череп с брусьями, проходящими сквозь него, что напоминало металлические тиски. Я указал на картину Петеру: «Посмотри! «Натяни чей–то череп на себя» (Whip Some Skull on Ya). Это должно быть на обложке альбома».

Петер согласился. Мы договорились встретиться с Гигером снова следующим вечером, когда я приеду с группой. Я не думал, что они согласятся, но это произошло. Грег и Карл начали уставать от Швейцарии, им явно не хватало развлечений. С обычным циничным эгоизмом они осматривали септические камеры Гигера. Но Грегу очень понравилась изображение женского лица. Дреды волос–проволок обрамляли закрытые глаза, к знакомым губам тянулся пенис. «О, тебе нравится, — Гигер заметил интерес Грега. — Это моя жена!»

Петер Цумштег остался обговаривать детали сделки на право использования и черепа и лица на нашем новом альбоме, который теперь однозначно назывался «Brain Salad Surgery».

В студию Advsion, пока Грег трудился над микшированием, мне позвонили из офиса Manticore. Они составляли список участников и авторов альбома, и у них возникли проблемы с издательской компанией Джинастеры, Boosey and Hawkes по поводу использования «Токкаты», четвёртой части «Концерта для фортепиано». Грег начал жаловаться, что он хотел, чтобы я выяснил всё перед тем, как потратить тонну денег на запись. Приняв на себя вину, я позвонил в Boosey and Hawkes, чтобы урегулировать сложившуюся ситуацию. Если мы не сможем использовать «Токкату», мы должны записать что–то еще, оттягивая и так запаздывающий выход альбома. Издательство подтвердило, что Альберто Джинастера не хочет, чтобы его музыка была «испорчена», но дали его номер телефона в Женеве. Я позвонил, трубку взяла его жена Аурора.

— Меня зовут Кит Эмерсон, я играю в группе Emerson, Lake and Palmer. Могу ли я поговорить с вашим мужем?

— Он не говорит по–английски, — последовал краткий ответ.

— Надеюсь, я вас не побеспокоил, но издатели вашего мужа в Лондоне, Boosey and Hawkes, дали мне ваш номер. Понимаете, я записал одну из его композиций, и я…

— Приезжайте в Женеву. Самолёты из Лондона летают почти каждый час. Возьмите свою запись, музыку или что там у вас.

— Ну да, но она немного…

— Вы же можете сесть в самолёт, не так ли?

— В общем, да.

— Ну и хорошо! Ждем вас завтра на обед. Я дам адрес.

Продиктовав адрес, Аурора повесила трубку.

Следующим днем мы со Стюартом сели на рейс в Женеву. Мы нашли многоэтажный дом. Вообще–то, не совсем правильно назвать его многоэтажкой, хотя большая часть послевоенных швейцарских зданий выглядит как монолит. Мы находились в богатой части Женевы, находящейся на берегу озера, где бьёт струей основная туристическая достопримечательность, гигантский фонтан. Внутри здания холодная изысканность, как собственно и сама клиническая Швейцария.

Нажав на кнопку лифта, мы поднялись на этаж, где жил Джинастера и позвонили в дверь. Служанка впустила нас внутрь и ввела в прихожую, где нас встретил маэстро Альберто Джинастера. Он выглядел совсем не так, как я ожидал. Я имею в виду, что он не имел внешне ничего общего с собственной музыкой. Он был одет в весьма консервативный костюм в тонкую полоску, напомнивший мне менеджера из банка, в котором я работал. Его жена Аурора вышла к нам, и мы прошли в столовую. Были моменты неловкого молчания, но когда служанка, одетая на традиционный манер, подала чудесную еду, Аурора переводила их историю.

Они решили поселиться в Швейцарии, потому что на родине в Аргентине ситуация ухудшилась из–за фашистов. Здесь в Швейцарии они были свободны, но тосковали. Альберто Джинастере не терпелось узнать, какого рода музыкальное трио у меня. Я попытался объяснить понятиями, которые он должен оценить. «Хотя мы ориентированы на клавишные — фортепиано, орган, синтезатор, мы не не полагаемся только на их звучание. Наоборот, иногда мы склонны к минималистским формам, с акустической гитарой, и многоголосьем. Кроме того, ударные — центр нашей сути».