Картины эксгибициониста

Девчачий смешок издали мальчики, сидевшие по обе стороны маэстро. Как пара прерафаэлитских книжных полок, они конкурировали в своём подобострастии в надежде заслужить кусок пожирнее от дирижерской палочки маэстро этой ночью. Мы со Стюартом изо всех сил старались сохранять спокойствие.

— Прошу вас, скажите нам из каких форм состоит концерт? — настаивал он с сарказмом.

— Первая часть в форме сонаты, переходящая в каденцию. Вторая — в стиле барокко, а третья больше атональная и прогрессивная… почему бы вам не приехать и самому послушать? Вот адрес студии.

Мы встали, готовясь уйти, у тут я поймал его заинтересованный взгляд.

— Завтра вечером я могу увидеть вас, — он снова вызвал смех.

— Хорошо, до свидания!

На следующий день я предупредил Грега и Карла о возможном визите великого маэстро, в надежде на их лучшее поведение.

— Ну и чё, блин? — последовала реакция Грега.

В семь часов я увидел лимузин и то же кашемировое пальто. Оно, как потертая мантия, подметало двор в направлении к студии.

— Он идёт, парни!

У мальчишки, разносившего пиццу, наверняка от такого желудочный сок в животе взболтался. К сожалению, в студии все были заняты склеиванием плёнки. Вдруг дверь распахнулось и его великолепие вплыло в аппаратную. Грег сидел, водрузив ноги на консоль, и курил косяк. Увидев Бернстайна, он заорал: «Здорово, Ленни–бейби! Ну чё, как оно?»

Ленни–бейби, к удивлению, никак не прореагировал на приветствие Грега, как он не отреагировал на «Америку», несмотря ни на своё авторство, ни на мою аранжировку. Но в целом, он был очень доброжелателен: прослушал мой концерт и программную “Pirates”. Бернстайн умудрился дать мне несколько советов, смотря при этом на часы.

Во время второй части концерта он упомянул некую Грэндма Моузес (все озадаченно почесали затылок). Что или кто такая Грэндма Моузес, мы и понятия не имели. Маэстро затем выразил обеспокоенность тем, что иногда он боится зазвучать как Бетховен, на что Грег, к моему ужасу, ответил: «Я бы не волновался на этот счёт, Ленни. Ты никогда не будешь звучать как Бетховен».

Бернстайн покинул нас как гордый укутанный в мантию крестоносец. Вероятно, он убедился, что ELP не испортили остальную часть «Вестайдской истории» в выражении протеста против чего–либо еще.

Несмотря на то, что BBC неохотно проигрывала сингл The Nice из страха быть обвиненной в потворстве, тем не менее, “America” следовала за “Fire” Артура Брауна в двадцатке английского хит–парада, в котором соседствовали самые разные стили и исполнители. «What a wonderful world…», — пел Луи Армстронг. Я полагаю, что вы разделите его взгляды, если будете курить то же, что и он. «Someone's left the cake out in the rain» (Кто–то оставил пирог под дождём), — жаловался Ричард Харрис. У Дайан Уорвик не было рецепта пирога, поэтому она спрашивала всех, не знают ли они дорогу на Сан–Хосе. Энгельберт Хампердинк был «Мужчиной без любви» (A Man Without Love). У меня её тоже не было целых пять месяцев. Но настало время перемен.

Я встретил Клео летним солнечным днём в аэропорту Гэтвик. И с того самого момента, как её нога ступила на английскую землю, мне снова заулыбалась фортуна. Вне всякого сомнения, если сравнить скупые капли удачи на чью–то ферму, она была ценным призом, с формами, за которые можно умереть.

Это не прошло незамеченным, когда мы вошли в клуб «Speakeasy». Когда, она заказала кока–колу, то попросила целый ящик, чтобы не заснуть! Я, в свою очередь, носился с бесстыжей грацией как с писаной торбой. The Nice сыграли на бесплатном концерте в Гайд–парке вместе с Traffic и The Pretty Things.

Когда я проснулся, зевая, с первым лучом рассвета[31], мой инструмент чувствовал себя неважно. На приеме у доктора подтвердились мои худшие опасения — неспецифический уретрит (non-specific urethritis, NSU).

Я был раздавлен! Я не собирался никому говорить об этом и не сомневался и в верности Клео. Слово «раздавлен» вряд ли может описать мои чувства, я был просто убит. У неё не было никаких симптомов. Конечно же, я выздоровел физически после курса антибиотиков, но против тоски от любви нет никаких таблеток. Она вернулась в Америку в конце того славного лета, и мы поклялись быть вместе на Рождество. Мой инструмент ушёл в заслуженный отпуск.

Работы было много, спрос был ещё больше. Хотя наша недельная заплата в 20 фунтов не казалась соразмерной нашему скромному успеху, то были счастливые времена.