Картины Парижа. Том I

В то время как люди устают, трудясь с утра до вечера, беспечный человек пребывает в совершеннейшей праздности. Никаких дел, никакой службы, никаких занятий, даже никакого чтения. Время от него ускользает; он сам не знает, на что он его тратит. Что дало ему утро? Ровно ничего. Он встал поздно, оделся медленно, пошел немного пройтись; теперь он ждет обеда; потом пообедает. Послеобеденное время пройдет так же, как утро, и вся его жизнь будет похожа на этот день.

Заслуживает ли он имени человека, ведя столь недостойный образ жизни? Но что я говорю?! Он порядком занят: у него красивая жена, двадцать человек слуг; ему позволительно иметь пустое сердце и пустую голову!

156. Изящные

У нас уже больше нет любителей галантных приключений, другими словами — людей, которые вменяли себе в заслугу тревожить отцов и мужей, вносить разлад в семью, быть со скандалом изгнанными из того или иного дома и вечно замешанными в какие-нибудь любовные истории. Смешная мода на таких людей прошла, — у нас даже больше нет щеголей, но зато появился тип изящных мужчин.

Изящный не душится амброй; его фигура не принимает в продолжение одной секунды нескольких различных поз; его ум не испаряется в комплиментах, расточаемых до изнеможения; его фатовство носит спокойный, рассчитанный, изученный характер. Он предпочитает заменять ответ улыбкой. Он беспрестанно смотрится в зеркало, и его взоры постоянно обращены на самого себя, точно для того, чтобы обратить всеобщее внимание на пропорциональность его фигуры и на безукоризненно сшитое платье.

Его визиты продолжаются не более четверти часа. Он уже не говорит, что он друг герцогов, любовник герцогинь и непременный участник всех ужинов. Он говорит об уединении, в котором он якобы пребывает, о своих занятиях химией, о скуке, которую он испытывает в высшем свете. Чаще же всего он предоставляет говорить другим. Чуть заметная усмешка мелькает на его губах; слушая вас, он хранит мечтательный вид. Он не уходит внезапно и быстро, но тихо ускользает; уйдя же, он шлет через какие-нибудь четверть часа записку, изображая из себя рассеянного человека.

Женщины, со своей стороны, не злоупотребляют больше прилагательными в превосходной степени, не употребляют то и дело таких слов, как: восхитительно! удивительно! непостижимо!; они говорят с подчеркнутой простотой; ни по какому поводу они не выражают ни восхищения, ни восторгов. Самые трагические события вызывают у них лишь легкое восклицание. Повседневные новости, передаваемые с большой непосредственностью, и различные химические опыты служат обычной темой их разговоров.

Прическа мужчин стала опять очень простой. Из волос больше не делают никаких сооружений; высокие прически, так справедливо осмеянные, совершенно исчезли.

Женщины, даже из буржуазных семейств, больше не говорят про себя, что они страшны, как смертный грех, и что ничего не может быть ужаснее их туалета. Все это уже не в моде, и мы милостиво предупреждаем об этом провинциальных дам, которые еще продолжают придерживаться старины.

Дама, соглашающаяся играть только надушенными картами и требующая, чтобы ее горничные употребляли для волос бергамотовое масло, в наше время представляла бы собой в высшей степени странное зрелище.

В наши дни самым трудным для литератора является не разговор о науке с каким-нибудь ученым, или о войне с военным, или о лошадях и собаках с помещиком, а легкая беседа с несколькими дамами, которые, по примеру изящных мужчин, предпочитают разговору молчание.

157. Определенно поверхностный человек

Он гордится этим именем и подчеркивает его. Это человек очень хорошего тона, что доказывается тем, что он считает весьма важным все пустяки, о которых мы говорили выше.

Среди предметов, способных занимать его ум, на первом месте стоят Комическая и Большая оперы. Как в Лондоне говорят только об общественном строе, об интересах Европы и международных отношениях, так и он говорит только об актерах, комедиантах и о тех или иных модных стишках. Ибо именно это и бывает ему нужно в тех домах, где он должен говорить, с тем чтобы ничего не сказать.