Картины Парижа. Том I

Искусства и науки совершенствуются быстрее, чем нравы, потому что на первые обращают гораздо больше внимания, чем на вторые. В наши дни кухня гораздо тоньше и изысканнее и даже здоровее, чем была сорок лет назад. Теперь лучше поют, лучше танцуют, а также и рагу делают вкуснее. Да и комедию, в общем, разыгрывают лучше. Медицина стала менее смертоносна, хирургия делает чудеса, а химия поражает своими открытиями. Мы начинаем, наконец, понимать хорошую музыку и вводить ее у себя. Наши платья менее стеснительны — они проще, свежее, удобнее. Теперь сочиняют очень милые стихи и в большем количестве; и это становится даже далеко не редкой заслугой. Наши книги содержательнее и глубже книг прошлого столетия и гораздо значительнее их. Я убежден, что будущее поколение еще превзойдет нас в этом отношении, так как если чересчур мрачно настроенные или чересчур невежественные люди и кричат об упадке, то я, с своей стороны, вижу, что все двигается вперед, а не назад. Некоторые писатели, влюбленные в свою профессию и ничего, кроме нее, в жизни не видящие, из одного только желания греметь против своих собратьев не согласятся с тем, что я сейчас сказал; но в глубине сердца каждый из них все же будет считать себя выше не только своих соперников, но и своих предшественников.

100. Приговор

Хорошие книги, о которых я говорю, запрещены. Известна ли вам басня, которую я сейчас расскажу и которая является эмблемой приговоров, произносимых родом человеческим? Волшебный дождь падал однажды с неба: все попадавшие под него теряли рассудок. День был праздничный, весенний, и все жители города пошли гулять. Один только человек, выздоравливавший после болезни, сидел дома; он остался в здравом уме. Завидев своих любезных сограждан, возвращавшихся с прогулки, он пошел им навстречу и сделался свидетелем всех их безумств, проявлявшихся различно, в зависимости от характера каждого. Один изображал короля, другой — главнокомандующего, третий — наиболее пострадавший от дождя — римского папу. Единственный оставшийся невредимым человек, желая излечить их от безумия, решил сказать им напрямик, что они не совсем в здравом рассудке. «Нет, сам ты, бездельник, — закричали они на него в один голос, — сам ты не в своем уме! Причиной этому, верно, лихорадка, от которой ты еще не совсем выздоровел». — «Э, друзья мои! Уверяю вас, что вы нуждаетесь в лечении чемерицей»^{169}. — «Мы?!. Мы?!! — воскликнули они хором. — Посмотри-ка на нас, и попробуй-ка оказать сопротивление такому собранию авторитетов! Довольно!! Отрекись от своих заблуждений, покайся всенародно^{170}, становись на колени и сознайся, что сам ты сумасшедший, дерзкий сумасброд, маниак, а мы все, стоящие во главе различных присутствий, во главе армии, во главе судилищ, — мудрые люди и должны наказать тебя ради твоего же блага, так как мы слишком снисходительны, чтобы приговорить тебя к более суровой каре…» Что мог сделать после этого тот, кому небо сохранило рассудок? Ничего другого, как заявить этому высокому собранию, что оно право, раз ему дано выносить приговоры; а затем — смотреть на сожжение своей книги и благодарить бога за то, что вместе с нею не сожгли и его самого.

101. Нехорошие

В то время как нападают на таланты, всячески их преследуют, обесценивают добродетели и кичатся недоверием к благородным побуждениям и великодушным поступкам, — к порокам проявляют самое снисходительное, благожелательное отношение. По этому поводу был сочинен и прочтен во Французской академии диалог в стихах: О надлежащем отношении общества к порочным людям, где разбиралось, как следует держать себя со злыми, обманщиками, бездельниками. Автор склонен к менее строгому к ним отношению, чем то, которое практиковалось нашими предками, никогда не оказывавшими радушного приема людям, которых они презирали. Диалог восстает против сурового моралиста, требующего, чтобы каждый разделял благотворное рвение тех, кто осуждает нехороших людей.

Вместо того чтобы проявить строгость по отношению к таким личностям, — поэт, автор диалога, сочинил строку, которая вошла в поговорку:

И за одним столом с плутом я ужинаю превосходно.

Что касается меня, то я думаю, что лучше было бы ужинать менее тонкими кушаньями у себя дома, но зато в обществе добрых и честных людей. Соседство с мошенником должно, по-моему, столь же вредить аппетиту, сколь и благодушному настроению. Автор диалога, как видно, хотел удовлетворить одновременно и мораль и осторожность; но что же останется на долю честного человека, если мошеннику будут оказывать почти такой же прием?!

Впрочем, я не очень осуждаю поэта. В своем диалоге он был только верным выразителем мнений так называемого хорошего общества.

102. Хорошее общество