Картины Парижа. Том I

В поисках колыбели французской нации древние летописцы доходили вплоть до дымящихся развалин Илиона^{173}. Это так же забавно, как и химерическая история жителей Атлантиды^{174}, которых г-н Байи^{175} поместил непосредственно у самых полюсов на том основании, что раскаленная земля была тогда обитаема только в этих местах! Если бы не новейшая система г-на Бюффона^{176}, положившего пушечное ядро в печь, чтобы вычислить потом по аналогии, сколько времени потребовалось земному шару, чтобы остыть, у нас не существовало бы таких удивительных выдумок; но в серьезности, с которой писались все эти басни и смехотворные системы, есть нечто весьма забавное.

Что касается меня, — я не захожу так далеко; мне хочется верить, что до нашествия римлян^{177} мы были свободны; что, попав под их владычество, мы позаимствовали у них их язык, нравы и религию и, руководимые своими правителями, создали по примеру Рима свой сенат, свой Капитолий, свои храмы, дворцы, акведуки и общественные бани, остатками которых любуются до сих пор.

Мне хочется верить, что в эпоху упадка Римской империи паризии-мореходы^{178} — вожди Армориканской республики^{179} — вернули себе первоначальную свободу еще до вторжения варваров и подчинились вождю дикарей, по имени Хлодвиг^{180}, только в качестве союзников и открыли ему ворота Парижа лишь при условии сохранения республиканских прав и всех привилегий родного моего города. Мы встретили эти чужеземные народы как гостей и друзей; мы внушили им, насколько это было возможно, любовь к мирным ремеслам и, передав им свою религию и законы, поступили с ними до некоторой степени так же, как китайцы поступили с татарами^{181}.

Я предпочитаю приятную систему аббата Буке^{182}, сохраняющего за нами славное происхождение, противной системе покорения и рабства, которую хотел установить Буленвилье^{183}. Я вовсе не желаю думать, что был когда-то завоеван, и заявляю, что не стану читать ни одного историка, который вздумает перечить моему милому аббату Буке.

Вот почему я представляю себя со знаменем свободы в руках в эпоху, предшествовавшую Хлодвигу, и именно в эту эпоху и нахожу все основные законы нашей нации; во-первых, потому, что Париж существовал еще до появления этого варвара, крестившегося впоследствии; во-вторых, потому, что этот город в течение пяти лет сдерживал вторжение других подобных дикарей, и, в-третьих, потому, что добрые галлы сохранили свою свободу, имущество и законы, перенятые потом у них пришельцами.

Вид Парижа при Людовике XVI. С гравюры Кокре по рисунку Габрица (Гос. музей изобразит. искусств).

Я утверждаю, что происхожу по прямой линии от храбрых паризиев-мореходов, сбросивших иго римлян и образовавших независимую республику. Я утверждаю, что именно они являются моими предками и что потомки дикой орды, состоявшей из пятнадцати или двадцати тысяч человек, оборванных и плохо вооруженных, совершенно чужды нам, ибо сами галлы, а никто другой, посадили Хлодвига на престол.

Действуя так, они поступили дурно: его честолюбие и его образ действий, его брак с Клотильдой^{184}, дочерью Бургундского короля, который передал ему внешние знаки своих прав на земли бургундцев, его сношения с епископами, его победы над Аларихом^{185}, совершенные им убийства соперников — вождей других племен — все это сделало его чересчур могущественным.

Все эти маленькие дикие короли, затеяв кровавые междоусобные войны, оспаривали впоследствии друг у друга военную добычу галлов. Когда же среди народов, вышедших из германских лесов, нашелся человек, ставший во главе всех и властно проявивший свою волю, — наступила лихая пора тиранов и рабов, и народы погрузились в невежественность и озверение.

Наша слава создалась еще до того, как один из наших королей пал ниц перед святым Реми. У нас действовали свои законы, а вовсе не бургундские, не салические и не рипуарские^{186}.

Я представляю себе Париж даже в эпоху первой династии не принадлежащим лично никакому королю, так как дети Хлодвига при разделе отцовских владений оставили главный город неделимым, — до такой степени он был всеми почитаем. Граф Эд^{187} проложил себе дорогу к трону именно благодаря тому, что храбро защищал этот город, а король, известный под именем Гуго Капета^{188}, вначале был только графом Парижским.

Национальный дух, ослабленный при двух первых династиях, все же не утратил своих основных черт. Феодальное устройство существовало у различных племен, населявших Галлию (таких племен было около четырехсот), еще до того, как Цезарь ввел туда римские легионы, потратившие несколько лет на покорение этой страны. В то время существовало множество маленьких отдельных государств, сохранивших в неприкосновенности свои обычаи и нравы.