В провинции всего лишь тридцать лет назад бывали случаи, что епископы приказывали арестовать дочерей протестантов, чтобы заключить их в монастырь и удалить от влияния родителей. В столице такие случаи всегда были очень редки.
285. Подследственные отделения
Это новый вид тюрем; они основаны с целью быстро очистить улицы и дороги от нищих, чтобы не было видно вопиющей нищеты рядом с наглой роскошью.
Нищих бесчеловечно сажают в темное и зловонное помещение и предоставляют самим себе. От бездействия, дурного питания, заброшенности и скученности они постепенно, один за другим, покидают этот мир.
Эти предосудительные и ничем не оправдываемые притеснения огорчают даже нечувствительные души, и можно было бы привести в связи с этим факты, способные поразить самые равнодушные сердца. Но с нас достаточно вскрыть эти ужасы и указать на них справедливым и могущественным людям. И вполне возможно, что они прекратятся при нашем правительстве, хоть и легкомысленном, но все же добром и человечном. Оно поймет, что нельзя так относиться к беднякам, не совершившим никакого преступления, и что не стоило вырывать их из рук добровольной или вынужденной праздности для того только, чтобы обречь их на такую же праздность, но превращенную в пытку, вслед за которой приходят отчаяние и смерть.
Когда министр дает тайный приказ или устное распоряжение арестовать кого-нибудь в силу каких-либо ему одному известных причин, арестованного отсылают не в Бастилию, а везут в Шатле, где жертва и сидит в качестве
Приказ об аресте хватает и переносит человека из его дома в застенок, предоставляя ему гнить там до конца жизни. Но приказ бессилен лишить человека его имущества. Все принадлежащие заключенному вещи переходят к его прямым наследникам; таким образом, деньги у нас более священны, чем личная свобода.
286. Жизнь сановника
Министр встает с постели. Его приемная уже полна просителей. Он появляется в дверях; тысячи прошений передаются в руки его секретарей, которые бесстрастно и неподвижно стоят возле него. Он выходит из дому. Просители ждут его у подъезда и сопровождают до кареты. Он обедает; справа и слева к нему обращаются с просьбами о родственниках и друзьях, а во время десерта ему что-то шепчут на ухо женщины. Он возвращается в свой кабинет; на конторке он находит сотни писем, которые должен прочесть; помимо того его мучают еще частные аудиенции.
«Как может он так жить?» — спросят иные. Как? — Он рассеянно слушает то, что ему говорят, и забывает все, что было сказано! Отвечать на письма и просьбы да и вообще всю свою огромную работу он доверяет секретарям, а сам только подписывает. В этом заключаются почти все его обязанности. Но он оставляет за собою несколько придворных интриг, которые обдумывает с большим искусством и с большой настойчивостью ведет к желанной развязке. Всю свою жизнь он думает не о служебном долге, а о том, как бы удержаться на своей должности.
Все важные чиновники отличаются ледяной серьезностью. Разговор их — воплощенная сухость. Они объясняются только односложно. Но все это делается только для
Лакей министра имеет иногда до сорока тысяч ливров годового дохода. У него у самого есть лакей, у которого в свою очередь имеется помощник; на обязанности этого младшего слуги и лежит чистить платье и приводить в порядок парик вельможи, еще горячий от щипцов. Старший лакей получает парик уже из четвертых рук и возлагает его на министерскую голову, в которой скрыты великие судьбы государства. Покончив с этой священной обязанностью, лакей в свою очередь отдает себя в распоряжение своих слуг, которые его и одевают. Он зовет их громким голосом, делает им выговоры, потом принимает знакомых, оказывает покровительство и, наконец, дает приказание запрягать лошадей. Лакей лакея не имеет своей челяди, но и ему живется недурно.