Картины Парижа. Том II

Однако оказывается, что удовлетворение, доставляемое уплатой своих долгов, не очень-то трогает наших молодых дворян. Они мало заботятся о своих обязательствах. Для них это только предмет шуток, они вполне серьезно говорят своим доверенным слова комедии: Скажите моим кредиторам, что я все время ищу выхода и что теперь я с этой целью женюсь; если они меня рассердят, я останусь холостяком.

Нужно было бы больше теснить должников; их тогда стало бы меньше, так как обычно берут в долг не действительно нуждающиеся, а моты, безумцы, распутники, расточители.

Кредитор всегда в немилости у закона, а это поощряет плута и разоряет честного человека. К этим вопросам относятся недостаточно строго: при желании легко избегнуть тюрьмы; гражданские законы так растяжимы, что не внушают ни малейшего страха. От этого страдают и собственник и торговец. Нарождается целая толпа неутомимых покупателей, которые, учитывая мягкость законов, спешат воспользоваться чужими деньгами.

Поводырь с медведем. С гравюры Миже по рисунку Тузе.

Следовало бы карать позором каждого недобросовестного должника. Не стыдно ли не платить своему портному, ресторатору, обойщику, мяснику? Ведь уплачиваются же карточные долги. А почему? Потому что иначе должники не были бы приняты в обществе. Более решительные законы легко могли бы принудить должников выполнять свои обязательства. Скорее злая воля, чем невозможность, заставляет человека отступать перед исполнением самых священных своих обязанностей.

Чем богаче должник, тем хуже он платит. Одной частью своего золота он защищает остальное свое богатство. Он подвергает своего кредитора всем неприятностям запутанной тяжбы и уловкам крючкотворства. Все откладывая и откладывая срок уплаты, он выматывает своего противника, который, в конце-концов, отказывается от половины или трех четвертей того, что тот ему должен.

Я, кажется, уже говорил, что тому назад лет сорок молодые люди любили шум и звон и почти каждую ночь доставляли себе удовольствие, разбивая уличные фонари и нападая на городских стражников. Я говорил, что все подобные бесчинства были строго пресечены. В наши дни светская молодежь, менее шумная, но более коварная, хвастается своими долгами и любит говорить о ювелирах, коннозаводчиках, каретниках, торговцах шелком и прочих, которые их всячески преследуют и которых молодые люди называют нахалами и негодяями! Они издеваются также над посещением судебных приставов и, вынув из кармана целую связку судебных повесток, медленно сжигают их в камине, любуясь на себя в это время в зеркале!

А что могли бы мы сказать, если бы только захотели, о подставном должнике, который изображает из себя банкрота, чтобы выгородить какого-нибудь знатного вельможу?

Но разве мы дали слово все говорить? Отнюдь нет!

Конец третьей части

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Nec temere, nec timide^{143}

298. Возражения

Что хочет сказать этот все преувеличивающий художник, этот желчный человек, видящий все в мрачном свете, успевший написать уже целых три тома нападок на Париж — средоточие изысканнейших наслаждений? Вопреки ему я утверждаю, что свободно жить умеют только здесь. Пусть это будет, если хотите, древняя Ниневия, древний Вавилон — что ж из этого? Мне лично порочность нравится. Разве богачи не должны пользоваться своим богатством? Разве человеку не нужны разнообразные удовольствия? Разве их у него чересчур много? Не нужны ли ему пороки? Не составляют ли они существенную часть его существа? Разве они не… Я знаю, что говорю. В каком же виде представляете вы, скучный проповедник, этот великолепный, сверкающий весельем город, где каждый живет так, как ему хочется? Все вас в нем пугает, страшит, все, вплоть до его необъятного населения, которое меня только радует; и не должна ли столица великого государства быть густо населена? Бедняки трудятся; так и должно быть раз они бедняки; а я наслаждаюсь, потому что я богат. Родись я бедным, я делал бы для богатых то, что бедный делает теперь для меня. Билеты человеческой лотереи не могут быть одинаковыми: одни выигрывают, другие проигрывают.

Вне Парижа нет спасения. Что вы толкуете мне о свободе? Это слово лишено всякого смысла, подобно многим другим словам, произносимым энтузиастами. Разве я не волен предаваться своим фантазиям? Что же еще нужно?

Париж — очаровательное место для каждого, кто хочет наслаждаться, а не размышлять. А что может быть печальнее размышлений? Что представляют собой самые возвышенные мысли, скажите на милость? Раз я уплатил подушную подать, — все королевские дороги к моим услугам; в погоне за удовольствиями я могу топтать их, сколько мне вздумается.