Картины Парижа. Том II

Вельможи не платят своих долгов так же, как не платит их и младшая братия. Первые вечно берут взаймы у неимущих, которым, после того как они долгое время служили пищей богачам, удается в конце-концов, объединившись, расстроить состояние надменного заемщика.

Я редко встречался с вельможами, но мельком я их все же видел. Я знаю, что гордость присуща всем; их же гордость основана обычно на влиянии и могуществе. Они прекрасно знают, что могут оскорблять безнаказанно, и охотно пользуются этим преимуществом. Они словно считают своим долгом презирать всех и вся; гений и добродетель их пугают и раздражают; они хотели бы смеяться над гением и добродетелью не из зависти, но из чувства ненависти, потому что они всегда ставят свое звание и состояние выше действительных достоинств, какими являются талант и добродетель. Титулы и богатство служат им щитом, с помощью которого они уклоняются от самых священных обязанностей. Их внешнее добродушие в большинстве случаев только ловушка или же разновидность еще более утонченной и обдуманной гордости. Их благодеяния носят такой оттенок, что не вызывают чувства благодарности. Их блестящие речи, их вежливое обращение могут ослепить только неопытного человека; вообще же не трудно составить о них правильное мнение и увидеть, что у большинства из них мелкие, тщеславные душонки и что ум их лишен благотворного света полезных знаний; они раздирают родину, а не служат ей; они умеют только строить козни, чтобы делать зло, хитрить при Дворе и обманывать младшую братию, ослепляя ее обещаниями[39].

Беда тому, кто им поверит: он зря потеряет свои лучшие годы. Нужно изредка посещать великих мира сего, — говорил Ла-Брюйер: — не ради их самих, но ради тех умных и достойных уважения людей, которых можно у них встретить.

Будьте уверены, вельможи будут всегда тщеславиться своим богатством, будут стараться его раздувать, никогда не будут довольствоваться тем, что имеют, и всегда будут унижать тех, кто живет более полезным и почтенным трудом, чем они. Однажды какой-то министр с презрением отозвался о тех, кто, как он сказал, пишет ради денег. На его несчастье, он сказал это в присутствии Жан-Жака Руссо. «А вы, ваше превосходительство, для чего пишете?» — скромно спросил его философ.

Низшие и высшие слои общества соприкасаются. По этому поводу, друг читатель, я расскажу вам сейчас маленькую басню. Я позабыл имя ее автора.

Ступеньки

Где больше двух в одной объединились рамке,

          Там дело не пройдет без ссор.
Ступеньки лестницы-стремянки
          Затеяли однажды спор
          О рангах и происхождении
Ступенька верхняя на первенство права
          Отстаивала, и слова
Лились у ней рекою в подтвержденье:
          «Как вам далеко до меня, друзья!
          Притом же всякому из вас своя
          Дана судьба и положенье,
          А этим самым упразднен
          И безрассудный равенства закон».
В ответ ей: «Все ведь мы из дерева, однако,
И только случай нас поставил всех».
«Допустим! Но уж раз поставлен всякий,
То преимущества освящены навек!
Святит нам время то, что случаи создали;
          Чтоб ниспровергнуть этот строй,
          Уж вы немножко опоздали;
Теперь молчанию язык учите свой!»
          Мудрец, с досадою услышав этот вздор,
Подходит к лестнице, не чающей сюрприза,
          И, верх перепрокинув книзу,
          Тем самым прекращает спор[40].

349. Светские мудрецы

Светские мудрецы не только двуличны, но и двуязычны. Один знатный вельможа, и к тому же честный человек, сказал однажды своему сыну: «Вы очень неосторожны». — «Что же я такое сделал?» — спросил тот. «Вспомните, как вы вчера злословили…» — «Но, сударь, я сказал то же самое, что говорил вам на прошлой неделе; мне казалось, что вы были того же мнения». — «Верно, — ответил отец, — но тогда мы были наедине; к тому же тот, о ком вы говорили, тогда еще был не у дел».

350. Апология литераторов