Картины зеркал (СИ)

Привалившись спиной к стене, вытащил непослушными пальцами пробку и сделал приличный глоток, продравший меня своей приторностью до костей. Крепким чуваком был Иисус – с хорошим гемоглобином.

Что-то шевельнулось у противоположной стены.

Застыв от ужаса, я с перепугу едва не выронил бутылку, и только спустя секунду понял, что в комнате, кроме меня, больше никого нет, и я всего лишь увидел своё отражение.

- Тьфу ты… - облегчённо выдохнув и ругнувшись в полголоса, я выпрямился, скользя руками по стенке, - Слишком много зеркал для такой развалины… - пробормотал я и снова посмотрел на себя – чуть пошатывающийся силуэт в вечерней полутьме столовой.

Внезапно, в отражении что-то ярко блеснуло и я, движимый спонтанным любопытством, поставил вино на пол и подался вперёд, нетвёрдыми шагами приблизившись к зеркалу. Блеск не исчезал, всё также маня меня к себе, пока я не оказался почти вплотную к стеклу.

Разглядывая своё бледное, с красными пятнами румянца отражение, я с изумлением обнаружил, что блеск, словно от ряби на поверхности воды, разрастается, заполоняя собой пространство зеркала и вот я уже вижу море, играющие на волнах лучи солнца и окружающий всё это солёное великолепие летний вечер – уже угасающий, но такой невыносимо сочный, почти пряный, словно вкус гавайского манго, что я нащупываю ладонью опору перед собой и упираюсь в холодную стену. На какое-то мгновение я испугался, что могу провалиться туда – в это солнце. И одновременно страстно возжелал этого - упасть в играющий всеми оттенками зелени морской прибой, испугав своим появлением людей, гуляющих по белому песчаному берегу, с растущими то тут, то там странными фиолетовыми кустами. Всё это страшно напоминало…

Мои зрачки наполнила темнота, расширяя их всё больше. Где-то в ночи ухнула сова, и я осознал, что зеркало вновь ничего не отражает, кроме тёмного силуэта моей головы. Чудесные пейзажи исчезли - наверное, я моргнул и не заметил этого. Будучи в лёгком шоке, я мягко оттолкнулся ладонями от стены.

- Чёрт…- потирая шею, я попятился от зеркала, не в силах поверить в увиденное и, подозрительно косясь на бутылку, решил, что с меня на сегодня хватит. Пора завязывать с выпивкой. Горя желанием поскорее избавиться от странной галлюциногенной дряни, я открыл окно и выбросил бутылку в темноту, после чего отправился спать.

***

На следующее утро, подняв отяжелевшие веки, я, вопреки выпитому накануне, мгновенно вспомнил всё то, что показало мне зеркало. Пришла на ум рассказанная Дэниэлом легенда. Неужели я упился до такой степени, что моё сознание стало галлюцинировать, выдавая картины мест, в которых я никогда не бывал, но о которых слышал всё от того же Дэна? Места, увиденные мной, по описаниям чертовски напоминали Ямайку, где мой друг, будучи ещё совсем мальчишкой, жил некоторое время, пока его родители были заняты бизнесом близ острова. Он много рассказывал мне о своём временном доме, наполненном тёплым сапфировым воздухом и ароматом сочной зелени. Вода в море была прозрачна, зелёно-голубая и достаточно глубокая для того, чтобы ласкать глаз и успокаивать сердце. Взгляд Дэна на фоне загорелой под ямайкским солнцем кожей, казался таким же чистым и ясным, как зелёная лагуна. Море высветлило его глаза, а соль разгладила кожу, от чего я периодически задерживал на ней взгляд, не вполне понимая причину своего беспокойства.

При воспоминании об этих образах – сладостных и тёплых, как кровь, я испытал странную тоску: от мысли, что могу всё забыть. Мне так хотелось вновь увидеть это воочию, как в том зеркале, что я вскочил с кровати и быстрым шагом направился в мастерскую, где и остался до самого вечера, лихорадочно покрывая свежий холст пахучими красками. И впервые за долгие годы цвета были яркие и насыщенные, словно само ямайкское солнце.

***

Больше инцидентов с зеркалом не было. Но мне, по сути, оно было не нужно, поскольку первый опыт подал мне блестящую, на мой взгляд, идею – преломлять образы воспоминаний Дэна через своё воображение, превращая их в картины.

И вот теперь я старательно пытался воскресить в памяти все истории, которые когда-либо рассказывал мне Дэниэл. Воспоминания приходили одно за другим и находили своё отражение на холстах, слетая на упругие грунтованные волокна нежными, сочными и совсем не мрачными призраками. В худшем случае – загадочными. Будучи неисправимым оптимистом, Дэн из любой, даже самой жуткой истории, удалял давлеющие безысходностью краски. Это я также отразил в своих работах, отрезав своим монстрам все входы и выходы.

В общей сложности, я написал двадцать пять картин, последней из которых было полотно, лаконично изображающее зеркало с крупицей сияния в серебряной его глубине, на фоне стены восхитительно-зелёного оттенка тёмной морской волны. Словно дверь туда, куда смотрящий хотел бы попасть.

И, вздохнув, спрятал кисти.

***