Карточный домик

— И знаешь, Френки, что они мне ответили? Именно потому, что я поддерживаю правительство, у меня и будут сложности! Как только станет известно, что я собираюсь приобрести «Юнайтед ньюспейперс», оппозиция сразу же поднимет чудовищную вонь. Ни у кого не хватит пороху, чтобы встать и сказать что-то в мою защиту. Вопрос о приобретении их контрольного пакета акций будет внесен на рассмотрение комиссии по проблемам монополии и слияний, где с ним будут канителиться месяцами. Орава дорогостоящих адвокатов, как сельди в бочке, набьется в комнату заседаний этой комиссии, и мне придется сидеть там и выслушивать, как шайка патентованных кабинетных крыс будет меня поучать, как вести мои дела. И какие бы аргументы я ни приводил, правительство все же уступит этому давлению и запретит сделку, потому что у него кишка тонка для открытой борьбы.

Он дохнул сигарным дымом в лицо Урхарта.

— Другими словами, мистер Главный Кнут, лишь потому, что у твоего правительства дрожат коленки, моя компания пойдет под пресс. Напортачив в собственных делах, вы собираетесь загубить мое!

Итак, просьба была четко и энергично изложена, и соответствующее давление оказано. Нельзя сказать, чтобы такой способ лоббирования министра был достаточно деликатным, но опыт утверждал, что прямые подходы эффективнее сложных менуэтов. На политиков можно давить так же, как и на всех, Он замолчал, подкрепился порцией виски и стал ждать ответа.

Урхарт заговорил медленно, подбирая слова, подчеркивая этим, что, как и Лэндлесс, он придает беседе серьезное значение и высказывается с полной откровенностью.

— Было бы ужасно жалко, Бен. Ты всегда был нам большим другом, и стыдно не отплатить добром за эту дружбу. Правда, не могу говорить за премьер-министра. Вообще в последнее время мне все труднее говорить за него. Что же касается меня лично, то, если понадобится, я сделаю все, что могу, чтобы поддержать тебя.

— Рад это слышать, Френки. Я ценю это. Очень ценю. Вот если бы и Генри был таким решительным! Но это просто не в его характере. Если бы это зависело от меня, его бы уже вышвырнули.

— А разве это от тебя не зависит?

— От меня?

— У тебя газеты. Они оказывают на умонастроение людей огромное влияние, а ты контролируешь их направленность. Порой достаточно лишь броского заголовка, и он становится главной новостью дня и началом конца в карьере какого-нибудь политика. Вот ты сказал, что, согласно опросу, непопулярность премьер-министра на практике ведет к подрыву позиций самой партии. Дело здесь не в политике, а в конкретной личности! Лэндлесс кивнул, соглашаясь.

— Однако ты говоришь, что не разрешил печатать эту статью, потому что она превратит конференцию в схватку медведей. Ты действительно думаешь, что все это может утрястись вообще без какой-либо борьбы?

Тот Лэндлесс, который минутами раньше жал и давил, исчез, и вместо него перед Урхартом сидел проницательный человек, улавливающий все нюансы того, что ему говорили.

— Я думаю, что понял твою мысль, Френки. Думаю также, мы с тобой понимаем друг друга.

— Думаю, что понимаем.

Они пожали друг другу руки. Урхарт вытерпел, не поморщился, а улыбнулся, когда его ладонь исчезла в мертвой хватке ладони Лэндлесса. Он понимал, что пожатие имело двойной смысл — это и выражение дружбы, но и предупреждение, обещавшее раздавить того, кто нарушит сделку.

— Тогда, Френки, мне нужно кое-что срочно сделать. Через тридцать минут уже подписывают в печать первый выпуск газеты, так что следует поторопиться с телефонным звонком. — Он схватил свой пиджак и перекинул его через руку.

— Спасибо за вечеринку. Она меня взбодрила.

Урхарт молча смотрел вслед удалявшейся широкой спине, плотно обтянутой мокрой рубашкой. Лэндлесс пересек напрямую комнату и исчез за дверью.

В противоположном углу комнаты, за толпой важных деятелей, журналистов и разных прихлебателей, на маленьком тесном диванчике О'Нейл беседовал с молодой и привлекательной делегаткой конференции. О'Нейл был возбужден, сильно нервничал, беспокойно ерзал на месте и трещал без умолку. Молодую девушку из Ротерхэма буквально ошеломил набор громних имен в рассказе О'Нейла и страстность его повествования. Она молча глядела на него широко раскрытыми восторженными глазами.

— Премьер-министр находится под постоянным наблюдением нашей системы безопасности. Опасность грозит ему отовсюду. Арабы. Черные активисты. Ирландцы. Один из них все пытается добраться до меня. Это тянется уже нескольно месяцев, так что парни из особого отдела настояли на том, чтобы организовать мою охрану в предвыборные дни. У них, конечно, есть список лиц, которых они намерены убить. Если, например, становится ясно, что охрана премьер-министра слишком надежна, чтобы рисковать, они могут перенацелиться на кого-то другого, близкого к премьер-министру, вроде меня. Вот мне и дали двадцатичетырехчасовое прикрытие. Это, конечно, держится в секрете, но журналисты об этом знают.

Он резко и глубоко затянулся сигаретой и закашлялся. Вынув из кармана скомканный носовой платой, громко высморкался, потом осмотрел платок и положил его обратно в карман.