— Когда ты приехала в Лондон, — продолжал он, — ты, наверное, искренне надеялась, что найдешь здесь свое будущее, но ты ведь приехала сюда и для того, чтобы спрятаться здесь от своего прошлого, о котором больно было вспоминать. Но неужели ты не понимаешь, Матти, что из этого у тебя ничего не получится? Нельзя спрятаться, с головой уйдя в журналистику — занимаясь расследованиями, разоблачениями, выкручивая и высвечивая и так и эдак людские слова в поисках правды, если ты после всего этого не готова смотреть этим людям прямо в глаза и переживать вместе с ними их боль.
— Ты не прав… — запротестовала она, но он опять не дал ей говорить.
— В самом деле? Я был бы рад за тебя, если бы это было не так. Если ты не хочешь признать тот факт, что твоя работа может причинить многим невинным людям страдания, ты никогда не станешь хорошим журналистом. Ищи правду, Матти, никто не против, но если ты думаешь, что можешь порхать как бабочка от одной статьи к другой, никогда не задерживаясь для того, чтобы посмотреть, каной ущерб, может быть, нанесла твоя версия правды другим людям, то как, черт возьми, можешь ты быть уверена, что твоя работа действительно полезна? Конечно, можно критиковать заносчивых, самодовольных политиков, в конце концов, это твоя работа, но как ты смеешь критиковать других за их приверженность чему-либо, если сама чураешься обязательств?
Ты говоришь, что боишься связать себя. Но ведь именно здесь суть всех наших взаимоотношений — в наших обязательствах друг перед другом! Нет, Матти, тебе все равно не убежать от этого!
Но она уже бежала — бежала в ванную, где оставила свою одежду. Через минуту она уже выскочила на улицу, но в его сердце еще долго не замирало эхо ее слез.
Понедельник, 8 ноября — пятница, 12 ноября
В выходные дни пресса подстегнула избирательную кампанию, придав ей некоторую динамичность. Единодушно высказанное органами массовой информации мнение, что пока еще не выявлен достойный претендент, поощрило еще двух членов кабинета. Утром в понедельник с заявлением выступили государственный министр здравоохранения Питер Маккензи и грубовато-добродушный министр иностранных дел Патрик Вултон.
Шансы новых кандидатов на успех были расценены как вполне сносные. Маккензи, например, слыл поборником известной программы развития больничной сети. К этому времени ему уже удалось всю ответственность за сроки ее реализации возложить на казначейство и офис премьер-министра.
Что касается Вултона, то уже после разговора с Урхартом на партийной конференции он развернул бурную закулисную деятельность, за предыдущий месяц успев отобедать практически со всеми редакторами Флит-стрит. Подчеркивая свое североанглийское происхождение, он надеялся выставить себя в качестве кандидата, олицетворяющего идею «единства нации», поскольку большинство других кандидатов имели отношение к центральным графствам Англии. Правда, на шотландцев, например, это не произвело никакого впечатления, они вообще не признавали затею с выборами. Вообще-то, Вултон хотел еще переждать, приглядываясь к своим соперникам по избирательной кампании, но статьи в воскресных газетах прозвучали для него как сигнал «К оружию!». С официальным заявлением о намерении баллотироваться он решил выступить на пресс-конференции, созванной, как он выразился, «на родной земле» в аэропорту Манчестера. Для того чтобы там присутствовать, пришлось лететь самолетом из Лондона. Воскресная пресса подтолкнула к действиям всех кандидатов. Таким, как Майкл Самюэль и Гарольд Ирл, становилось все яснее, что их джентльменская манера ведения кампании с использованием тонких, завуалированных подкалываний и скрытых тычков не давала никакого эффекта — их усилия уходили в песок. С появлением новых соперников возникла необходимость освежить призывы и заново поднаточить мечи.
Затяжной характер кампании действовал на нервы, кандидатам стала изменять выдержка, и пресса наконец получила свое. Когда Гарольд Ирл снова выступил с критическими замечаниями относительно деятельности по охране окружающей среды, предпочитая на этот раз открыто обвинить лично Майкла Самюэля, перчатки были отброшены в сторону.