Карточный домик Путина

Путин явно включается в игру лишь эпизодически. Пресловутое Президентское Послание, которое должно было делаться в декабре, так и не смогли организовать до середины марта и до сих пор не ясно, когда это будет. Губернаторы не имеют достаточной самостоятельности. Мэр Москвы не контролирует порядок в собственной столице. Силовики не контролируют самих себя.

Нападение на депутатов 13 марта можно, конечно, трактовать как попытку запугать общество. Но явная неэффективность, бестолковая суетливость и отсутствие сколько-нибудь четкого понимания возможных последствий говорит о том, что перед нами действия людей, которые сами смертельно напуганы и, поддавшись панике, совершают бессмысленные и вредные для себя же действия.

Чего они боятся? Гнева общества, возмущения народа? Возможно. Но народ пока лишь зловеще безмолвствует, иногда исподтишка показывая начальству фигу в кармане. Скорее они боятся друг друга, боятся непредсказуемости собственного будущего, испуганы оттого, что понимают — под воздействием кризиса государственная структура управления разваливается на глазах.

2021 г.

Уроки холодной зимы

Приходится признать, что волна протестов, поднявшаяся в январе 2021 года по всей России на фоне сообщений об аресте Алексея Навального, захлебнулась. Долю ответственности за это несет Леонид Волков, установивший контроль над политической линией Фонда Борьбы с коррупцией после того, как сам Навальный оказался за решеткой. Есть все основания осуждать позицию центрального руководства КПРФ, сорвавшего им же самим назначенные протесты 23 февраля (ссылки на «отсутствие разрешений» и «холодную погоду» неубедительны, поскольку сами же организаторы акций сперва обещали выйти при любых обстоятельствах). Но разумеется, невозможно объяснять развитие политического процесса только поведением некоторых его участников. Можно, конечно, ссылаться и на размах полицейских репрессий, беспрецедентных даже по отечественным масштабам. И всё же этих объяснений недостаточно.

Парадокс в том, что протесты и возникли и захлебнулись в условиях, когда градус общественного недовольства в стране буквально зашкаливает. Даже официальная социология фиксирует «снижение рейтинга» власти и рост числа людей, готовых участвовать в протестах. Однако реальное участие никогда даже близко не приближается к показателям, фигурирующимся в опросах. Анализ публикаций в социальных сетях тоже дает основания говорить о растущем раздражении. Которое, однако, пока так в сетях и остается.

С одной стороны, мы видим ставшее уже непреодолимым и очевидным взаимное отчуждение власти и общества. Причем это (несмотря на вялые попытки пропагандистов доказывать обратное) совершенно очевидно для самой власти, которая при малейшей угрозе выхода людей на улицу принимает чрезвычайные меры непропорциональные количеству протестующих. Власть каждый раз боится, что именно этот день станет для неё последним. А с другой стороны, мы видим агрессивную пассивность большей части населения, не готового ни бороться, ни даже надеяться на какие-либо позитивные изменения. В то время, как на политические демонстрации вышло, несмотря на угрозы и репрессии, исключительно много людей по всей стране, локальные акции протеста, ранее происходившие с изрядной регулярностью по самым разным поводам, практически прекратились. Причина понятна: люди не надеются добиться от действующей власти хотя бы самых незначительных, простейших уступок, не верят в возможность хоть каких-то улучшений в рамках существующего порядка. Но пока неспособны его сломать.

Поражение протестов вызвано не столько предательством лидеров, сколько тем, что российское общество лишено навыков самоорганизации и оказалось не готово к стихийным действиям. Оно по-прежнему парализовано страхом перед насилием. И даже не из-за ожидания ответных репрессий, а скорее из-за недоверия к себе. В свою очередь власть, понимая, что стихийного ответа ждать не приходится, идет по пути эскалации насилия и репрессий. Правящие круги не имеют никаких рецептов преодоления развивающегося социального, экономического и политического кризиса, а потому никаких других мер у них не остается. Однако опыт репрессивного давления кажется кремлевскому начальству вполне успешным. Тем более, что есть наглядный пример белорусской революции, которая разворачивалась под лозунгами «ненасильственного протеста» и именно поэтому была жестоко подавлена. Идеология ненасилия, как показал опыт Белоруссии, для самих насильников является основанием для уверенности в безнаказанности. Россия пока ещё не подошла к уровню соседнего государства — ни по размаху протестов, ни по масштабу репрессий, но аналогии напрашиваются.