Карточный домик

И все же эта власть не делала его полноправным членом кабинета. Под началом Урхарта не было ни солидного министерства, ни вообще какой-либо машины Гражданской Службы, которой бы он мог распоряжаться. Его задача была иной, ее характер запрещал Урхарту появляться на переднем плане, делать публичные заявления, давать интервью. Вместо всего этого требовалась незаметная, кропотливая и неустанная закулисная работа. Вот почему, как свидетельствуют данные опроса Гэллапа, количество тех, кто, заслышав его фамилию, мог сразу же сказать, кто он такой, не превышало и одного процента.

Главный Кнут нес ответственность за дисциплину в партии, и прежде всего — за обеспечение стопроцентной явки членов парламента от этой партии, когда проходит голосование. Отсюда следовало главное — необходимость иметь самую чувствительную политическую антенну, необходимость узнавать любые секреты правительства, прежде чем о них узнают другие коллеги. Более того, чтобы иметь возможность обеспечивать присутствие всех членов парламента в любое время дня и ночи, требовалось знать, где именно их можно найти, кто с кем в каких отношениях, кто с кем в данный момент мог бы спать, будут ли члены парламента достаточно трезвыми, чтобы проголосовать, какие личные трудности могут отразиться на их работе и функционировании отлаженного механизма парламентской деятельности.

В Вестминстере обладание такой информацией равносильно обладанию властью, Несколько его старших по положению коллег и многие рядовые члены парламента от этой партии сохранили свое положение благодаря офису Главного Кнута, его умению правильно разобраться в их проблемах и, когда надо, кое-какие из них замять. И вот уже некоторые заднескамеечники, к удивлению публики, выступают в поддержку правительства. А им просто напомнили о былых прегрешениях, прощенных партией и офисом Главного Кнута, прощенных, но не забытых ими. Его офис знал о скандалах в правительстве раньше, чем они вспыхивали, в силу чего их удавалось затушить — если, конечно, так считали Главный Кнут и десять его Младших Кнутов и если они не преследовали цели прямо противоположной. Тогда разгорались умело поданные скандалы.

…Урхарт чуть было не подскочил от неожиданного вопроса, заданного ему леди, на чью обычную скромность и застенчивость, видимо, негативно подействовали возбуждение и духота в комнате.

— А на следующих выборах вы будете выставлять свою кандидатуру, господин Урхарт? — дерзко осведомилась она.

— Что вы имеете в виду? — ошеломленно пролепетал он.

— Вы не собираетесь выходить в отставку? Вам сейчас шестьдесят один год, не так ли? Значит, к следующим выборам вам будет уже шестьдесят пять или даже больше.

Высокий, угловатый, он низко склонился, чтобы взглянуть ей прямо в лицо.

— Я еще не выжил из ума, миссис Бейли, — сказал он обиженно, — в нашем обществе считается, что в этом возрасте человек только достигает пика своих способностей как политика. Мне еще предстоит сделать многое из того, что я наметил.

Однако в глубине души он признавал, что она права. Еще недавно ярко-рыжие его волосы поредели, приобрели какой-то грязноватый оттенок и торчали клочками, сухощавое тело уже не так ладно облегали шитые по прежним меркам костюмы, взгляд голубых глаз стал холоднее. Хотя среди присутствовавших в комнате он выделялся своим ростом, люди, стоявшие ближе и нему, не могли бы сказать, чтобы его тщательно отрепетированная улыбка излучала какую-либо теплоту, но зато они замечали потемневшие от никотина кривые зубы — он выкуривал по сорок сигарет в день. К сожалению, годы не прибавляли ему ни элегантности, ни авторитета.

Время вообще было не на его стороне. Как и многие коллеги, он пришел в парламент с тайной мечтой добраться до самого верха, но некоторые более молодые и менее одаренные, чем он, обгоняли Урхарта. Горький опыт не заставил его отбросить свои амбиции — наоборот, только закалил его и сделал более расчетливым. Если уж не Даунинг-стрит, решил он, то хотя бы один из ведущих департаментов. Статуса признанного национального политического деятеля было бы достаточно, чтобы презрение отца сменилось гордостью за сына. У него еще есть время, чтобы добиться этого. Он верил в свою судьбу и удивлялся, почему так безбожно долго затянулось ее предопределение.